я рядом и совсем не бездушная. Но в то же время мы друг другу никто и он не обязан. Почему от понимания этого неприятно царапает нутро?

—Спасибо, что подвёз — Улыбаюсь с благодарностью, когда машина останавливается напротив моего подъезда. Отстегнув ремень, неотрывно смотрю на Бейца, который, как струна сидит и продолжает пальцами сжимать руль. Смотрит вперёд, и кажется, что даже не дышит и не моргает. Это немного пугает, словно рядом сидит восковая фигура и тут же хочется потыкать пальцем, проверяя на подлинность. Так и не дождавшись никакого ответа, уже собираюсь выходить, чтобы он мог побыть один на один с самим собой, но оборачиваюсь напоследок и без тени улыбки говорю.

—Мне не хочется навязываться, но порой лучше поделится своими переживаниями, чем сжирать себя изнутри, мучаясь в одиночку. — и не успеваю взяться за ручку, как тишину режет надрывной хрип.

—Ты думаешь это так просто взять и рассказать, что я ношу уже долгие годы в себе? Ты правда так думаешь? — со злостью усмехается, и воздух в салоне становится напряжённым, как и моё тело от его слов.

—Нет, я так не думаю — шепчу, чувствуя, как в груди давит тяжесть. От его голоса, от осознанности, что он подавлен и от неизвестности, которая пугает. — Но разве легче жить со всем дерьмом, который ты копишь долгие годы, чем просто выговорится? Иногда это полезно, чтобы стало свободнее дышать.

—И когда ты успела сменить профессию и стать психологом?

—Это банальная человечность.

—Человечность? — Из него вырывается недобрый смешок. — Я своего ребёнка убил, Даша. Что ты на это скажешь, милосердная моя? Нравится такая правда, а? — Выкрикивает, отчего я вздрагиваю, и мгновенно начинаю злится, потому что терпеть не могу, когда на меня повышают голос.

—Прекрати так орать! — рявкаю в ответ, и становится слышно лишь тяжелое дыхание Бейца и моё безумно скачущее рысью сердце. Откинувшись на спинку, он запускает пальцы в волосы, и оттягивает из назад с такой силой, словно вот-вот вырвет всё с корнем.

—Прости, я не должен был срываться — хрипит поникшим голосом роняя ладони на колени, и я тут же тяну к нему руку, переплетая наши пальцы.

—Всё нормально — бормочу, подпирая спиной сидение и закрываю глаза. Кажется, что из салона выкачали весь кислород, и даже открытое окно не помогает в свободном доступе вдыхать пары воздуха.

Мне немного не по себе от всей этой ситуации, но даже сейчас я не собираюсь уходить. Понять бы только, что он имел ввиду, когда говорил такие ужасные слова?

—Это произошло четыре года назад — словно почувствовав мой немой вопрос, по салону проносится тихий мужской шёпот. — мы ехали с сыном и женой в машине с дня рождения её сестры. Всё было как всегда, пока Машка, будучи уже изрядно подвыпившей, не начала нудеть под носом и предъявлять мне претензии за то, что я якобы посмотрел на какую-то там подпругу подруги, но доказывать пьяному человеку, что ты не черт, тоже самое, что биться головой о бетонную стену. Поэтому в подобных ситуациях я всегда старался молчать, чтобы ещё сильнее не накалять обстановку, но не в тот вечер. Меня раздражали эти пустые предъявы, обвинения не пойми в чём, и я сорвался, мгновенно подхватив Машкино состояние. Мы кричали на весь салон, выясняя кто прав, и моя голова постоянно дёргалась то в сторону жены, то на дорогу. И в какой-то момент, когда я вновь отвлёкся на Машку, раздался резкий хлопок и меня тут же вырубило. Проснулся я уже в больничной палате с перебинтованной рукой и с болью во всём теле, но она не сравнима с душевной болью, потому что когда ко мне вошёл врач, он рассказал, что произошло столкновение с самосвалом, и ребёнок, который в момент аварии находился со мной в машине, погиб. Представляешь, он умер Даша, даже не приходя в сознание…

—Мне очень жаль…

—Не нужно меня жалеть! Я убийца! Я не уберёг своего сына, хотя сука никогда в жизни даже мелких нарушений не было! Если бы не мой похеризм в том момент на дороге, ничего бы не случилось. Он был бы жив! А я отнял у него такую возможность!

—Сколько ему было?

—пять

—пять — эхом повторяю, и пытаюсь сглотнуть ком, который подобно гвоздю царапает горло.

Столько же, сколько и Нютке…

Боже…

Я жизни не представляю без дочери и о том, что сейчас чувствует Бейц можно лишь догадываться. Страх, ужас, нестерпимая боль, пустота…чувство вины. Наверное, список в разы больше, но это первое, что пришло в голову. Мне хочется обнять его, помочь разделить эту боль вместе, но я не знаю, как к нему подступится. Да и нужны ли ему мои сострадания, когда душа на части рвётся.

—Первые полгода я пил не просыхая, забив не только на работу, но и на жизнь в целом. Знаешь, это оказывается так больно терять того, кого сильно любишь. Все внутренности разом скручивает, что даже вздохнуть не получается, а вместо сердца — выжженная дыра размером с галактику. Я каждый сука день мечтал сдохнуть, и если бы не мой лучший друг, то давно бы уже руки на себя наложил. Только благодаря ему я сейчас сижу рядом с тобой.

—А что с твоей женой? Она…

—Она жива, если ты об этом. Через три месяца после похорон, мы развелись, и она практически сразу вышла замуж, и даже ребёнка родила года через полтора. Помню, мы как-то встретились в супермаркете, когда она уже была на последних сроках беременности, и первое, что я спросил у неё, как она сумела стать счастливой, продолжая жить с этим.

—А что она? — шепчу, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его ладони.

—Сказала, что нужно уметь вовремя отпустить, чтобы потом стало легче. Я тогда даже обозвал её эгоисткой, но оказавшись дома, очень долго об этом думал и решил попробовать. Сначала было тяжело. Я все время корил себя за то, что позволяю себе ходить на работу, улыбаться без повода и даже видеться с друзьями. Но время шло, а боль притапливалась и ещё через год я смог полностью отпустить Марка.

По моим щекам текут слезы, которые я тут же стираю ладонью, а тяжесть в груди с каждым новым вздохом лишь усиливается. Это боль, это страх и ужас, который я сейчас испытываю, не сравним с состоянием Кости. Даже в самом страшном