«Так все и будет происходить на протяжении всего хода истории, занимающей нас: малейшее потрясение на одной из самых крайних границ степи всегда будет влечь за собой самые неожиданные последствия на четырех концах этой громадной зоны вечных переселений» (Рене Груссе).

За сто пятьдесят лет мирной (в основном) жизни греко-бактрийские потомки приводивших некогда в страх и трепет всю Азию «среброщитных» фалангистов и неукротимых пельтастов македонского покорителя мира утратили былую боевую доблесть. Так, в военном отношении, их крайне низко оценивали китайцы: «народ (Греко-бактрийского царства – В.А.) слаб и боится войны»…В 160 г. от Бактрии (нынешнего Афганистана) отпала Согдиана (нынешний Таджикистан), надо думать, не без помощи юэчжей. В 129 г. юэчжи без особого труда овладели самой Бактрией. «…и больше не помышляли о войне с гуннами, от которой им пришлось горько» (Л.Н. Гумилев).

Упомянутое выше выражение Рене Груссе «самые неожиданные последствия» никогда не пришло бы в голову китайскому писцу эпохи династии Хань и не было бы написано им черным лаком или тушью. Отстаиваемая им – упорно, непоколебимо и немилосердно – евроцентристская доктрина представляет именно Европу, этот полуостров (или, если быть точнее, мыс) на краю неизмеримо большего Азиатского материка, этот маленький отросток на гигантском теле континента Евразия, самой отдаленной, крайней и последней целью упомянутых Груссе переселений кочевых народов. Со всеми вытекающими тяжелейшими (для римской и неримской Европы) последствиями. Ибо народ, переселяющийся из бескрайних просторов Гоби и Великой Степи в Европу, обречен победить или умереть в тесноте европейских гор, полуостровов и морских заливов. Третьего не дано – «Терциум нон датур», как говорили древние римляне.

После смерти Маодуня (получившего-таки от императора Вэнь-ди «прощение» и подтверждение китайско-гуннского мирного договора, равно как и ценные дары) в 174 г. до Р.Х., хуннским шаньюем стал уже упоминавшийся выше сын знаменитого воителя. Тоже знаменитый воитель, именуемый ханьцами Лаошань, своими же гуннскими соплеменниками – Гиюй, или Куюк (а может быть – Гуюк, что звучит, согласитесь, уже совсем по-монгольски). На данном этапе нашего повествования мы вновь принуждены бросить взгляд на события в Европе, переживавшей, в период правления (на другом конце света) Гиюя, великие времена. Пока Гиюй где-то далеко от благодатного Средиземноморья, за степями, лесами, горами, другими степями, другими горами поражал «мощью гуннского лука» один народ за другим, относясь к ним, как к охотничьим трофеям, Римская держава переживала период кризиса и реформ при братьях Гракхах. Пока неудержимый Лаошань атаковал и бил как кочевых, так и оседлых недругов, Иуда Маккавей руководил освободительной борьбой восставших иудеев против господства в Палестине эллинистических сирийских василевсов из династии великих Селевкидов, выродившихся потомков вышеупомянутого основателя богатой Антиохии – Селевка Никатора (Победителя), соратника и одного из преемников-диадохов Александра Македонского. Пока Публий Теренций Афр развлекал безудержно хохочущую римскую публику шуточками из комедии «Евнух», Гиюй, не чуждый плотских радостей, повелел прислать себе из Китая не только нежную принцессу, но и жирного евнуха (чтобы было кому ее развлекать, без особой порухи для чести гуннского шаньюя).

Этот евнух, с которым Лаошань, привыкший отдавать приказы настоящим мужчинам, поначалу и говорить-то не желал, постепенно, исподволь, добился при гуннском дворе немалого влияния. Именно он открыл Куюку глаза на слабости, присущие его могучему народу-воину. На слабости, которым бедные, простодушные воины будут подвержены во всех частях света и всегда, на протяжении тысячелетий.

Так, например, евнух сказал однажды Лаошаню, что тот, вне всякого сомнения – великий государь, но что Китай просто слишком богат для него. Ибо пятой части китайских богатств будет достаточно, чтобы перекупить у него, Гуюка, все его войско, без которого он, Гиюй, лишится всякой власти и могущества.

Сей умудренный жизнью (в том числе, придворной) муж (хотя и переставший быть мужем после оскопления) явно был не слишком-то высокого мнения о воинах. Но последующие столетия наглядно доказали правоту его слов, обращенных к шаньюю Куюку. Перегруженные богатой добычей, гунны стали проигрывать одну битву за другой, хотя раньше в аналогичных ситуациях неизменно одерживали победы. Другие недавние кочевники – арабы-мусульмане – проиграли франкам под предводительством Карла Мартелла в 732 г. битву при Пиктавии, современном Пуатье (а заодно – и утратили шанс завоевать «с налета» всю христианскую Европу), из-за того, что сражались хуже, чем прежде. Ибо думали больше о защите своих шатров с военной добычей. Алчные испанские конкистадоры Эрнандо Кортеса лишь с неимоверными усилиями и громадными потерями смогли вырваться в 1520 г. из осажденного индейцами-ацтеками Теночтитлана (нынешнего Мехико), утонув почти поголовно в каналах и озерах столицы Анауака. Ибо были обременены сверх меры награбленным индейским золотом. Вот она – «месть Монтесумы», поразившая жадных до золота испанских воинов в роковую «Ночь печали»! Германское Весеннее наступление в марте 1918 г., на которое кайзер Вильгельм II и его генералитет возлагали столько надежд, захлебнулось из-за того, что голодные и оборванные германские солдаты, вместо расширения прорыва фронта западных союзников, предпочли задержаться «всерьез и надолго» на захваченных ими армейских складах англичан, американцев и французов, ломившихся от пищевого довольствия и от прочего добра…

На протяжении целого тысячелетия («с гаком») богатые и бедные народы худо-сосуществовали в Центральной Азии, в гораздо большей степени объединяемые, чем разъединяемые, оазисами и долинами рек. Однако, согласно китайским сообщениям, в достоверности которых нет оснований сомневаться, гунны, несмотря на эту взаимную близость, оставались чрезвычайно бедными. Именно вечная бедность гуннов делала их такими хорошими воинами. Ведь, как известно, хороших охотничьих (да и не только охотничьих) собак ни в коем случае не стоит перекармливать.

«Народ хунну ест мясо своего скота, пьет приготовленный из него отвар и одевается в шкуры. Поскольку скот живет водой и травами, народ кочует туда-сюда, как того требует смена времен года, и, следовательно, в случае возникновения опасности, весь состоит из опытных всадников и лучников; благополучно пережив опасности, народ вновь предается беззаботному существованию. А возложенные на него обязанности не обременительны, их даже легко исполнять, да и общение государя со своими министрами проходит просто и непринужденно, и эти советники редко сменяются.

Вся держава устроена как единое тело. Если умирает отец, сын или брат, оставшиеся в живых мужчины присваивают себе их вдов и женятся на них, поскольку для них невыносим всякий ущерб, который терпит племя (уменьшение численности гуннов вследствие убыли мужчин – производителей потомства – В.А.). Данным обстоятельством объясняется то, что, несмотря на все смуты, от которых страдают хунну, снова и снова образуются племена (т. е. снова и снова образуются своего рода «силовые центры» – В.А.).

В Поднебесной не женятся на вдовах отца или старших братьев, а разобщенность, споры и раздоры среди родственников очень велики, давая даже повод для убийств и для перехода в другие роды. Упадок правил жизни (т. е. нравов – В.А.) у китайцев таков, что власть и подданные взирают друг на друга с обоюдной ненавистью и враждебностью. Силы живущих в Китае в высшей степени используются для постройки жилых зданий; сверх того, люди там должны расходовать свои силы на обработку земли и шелководство (естественно, имеется в виду разведение шелковичного червя – В.А.), чтобы было чем питаться и во что одеваться; кроме того, приходится строить каменные стены и города в целях обороны. Следовательно, в Китае в случае угрожающей опасности народ никогда не найдешь обученным и подготовленным к войне и борьбе, а в мирное время он всегда столь истощен, что способен заниматься своим ремеслом лишь вполсилы».