Где еще мы бы позволили толпе неизвестных нам личностей беспардонно прижиматься к нам разными частями тела, толкать нас в бок локтями или оттаптывать только что начищенные до блеска туфли и ботинки? Поистине, метро – идеальная модель всеобщего равенства. Вот только любой человек, нашедший средства на самый плохонький автомобиль, с радостью покидает подземное братство, чтобы променять ежедневное единение с массами на ежедневные пробки.

– Здесь ужасно воняет! – через плечо сообщает Иван.

– Ты просто сноб!

– Я не сноб. Я человек, который не желает нюхать чужие подмышки. И вообще, кто все эти люди? Куда они едут?

Так, мне только приступа истерии съехавшей с катушек звезды не хватало.

– Они едут по своим делам. А ты просто слишком оторван от реальной жизни, если элементарные вещи вызывают у тебя такую реакцию.

Иван делает неопределенное движение головой и умолкает. Но ровно через секунду задает мне следующий вопрос:

– А это что?

Глаза его уперлись в проезжающую мимо нас вверх тетку в медицинской повязке.

– Вон, и еще там! – кивает Иван куда-то вниз, и я вижу, что тетка – как минимум десятая, кто на едущем вверх эскалаторе облачен в нежно-голубую медицинскую повязку.

– Ха! Ну так в стране же свиной грипп!

– Свиной грипп? – удивляется, провожая людей в повязках глазами, мой наивный подопечный. – То есть одного кризиса нам мало…

– Слушай, ты вообще дикий! – шепчу я ему в ухо. – Новости читаешь?

– Да, но чтобы в повязках ходили… Я же этого просто не замечал. Что, так все запущено?

– Ну типа того. Эпидемию еще не объявили, но повязок в аптеках уже нет. Ты, кстати, витамины принимаешь?

Он поворачивается, и мы оказываемся с ним нос к носу, разделенные козырьком его бейсболки. Его лицо так близко, что я могу разглядеть крохотное темное пятно на краю радужной оболочки его левого глаза. Серые глаза его сейчас почти прозрачны – так всегда бывает, когда Иван зол.

– Ты ведь специально это устроила, признайся? – шепчет он, улыбаясь. – Да? Тебе весело, правда?

Ну… может, и специально. Может, мне уже давно очень хотелось посмотреть, как Иван будет себя чувствовать без своей тачки, водителя и вообще всего того звездного антуража, который неизменно присутствует в его ежедневной жизни. Какой он – просто Иван Серебров?

Я медлю всего секунду, но потом решаю, что лучше ему этого не знать.

– Ага. Мне же больше нечем заняться – я взяла в редакции отпуск за свой счет и теперь вот катаю звезду хип-хопа в подземке. Экскурсия, так сказать.

– Ты взяла отпуск?

– Да. Я же могу быть твоим ангелом-хранителем только после работы! Если бы Шило не ждала от меня сенсационной книги о твоей жизни, она бы с удовольствием уволила меня к чертовой бабушке. А так она только улыбается и ненавязчиво интересуется, когда я сдам первую часть текста. Кажется, она даже с издательством каким-то договорилась. Так что я теперь блатная, мне все можно.

– Пользуешься дружбой со мной?

– Наслаждаюсь ею!

– Ты приспособленка, – констатирует Иван, отвернувшись.

– Нет, – говорю я ему в ухо. – Я ангел по найму.

Отличный диалог для абсурдистской комедии.

Я оглядываюсь по сторонам. К счастью, все настолько заняты собой, своими сумками, подружками, детьми, что не обращают на Ивана ни малейшего внимания. А, черт, сглазила! В толпе, едущей нам навстречу, какая-то девица с дредами, оторвавшись от бойфренда, случайно скользит взглядом по лицу Сереброва, и тут же рот ее непроизвольно открывается. Так выглядел лорд Баскервиль, когда увидел на болотах привидение. Девица дергает своего парня за локоть, кивает головой в нашу сторону, и теперь они оба, открыв рот, таращатся на нас.

– Твою мать! – снова поворачивается ко мне Иван. – Пролетариат нас заметил!

Да, дурацкий был план тащить его в метрополитен. Впрочем, и плана-то никакого не было. Просто я подумала, что если нарушить привычную схему Ванькиных передвижений, можно будет изменить что-то в череде ожидающих его проблем.

В зайца, бегущего по прямой, легче попасть из ружья, чем в зайца, скачущего зигзагами…

– Пошли пешком! – говорю я, разворачивая Ивана обратно.

Бесцеремонно втиснувшись в череду спешащих вниз людей, мы бодро скачем по ступеням.

Эскалатор заканчивается. Легкий затор на выходе, еще пара заинтересованных взглядов, которые я замечаю боковым зрением, и вот мы наконец на станции.

– Сюда! – командую я, дергая его в сторону прибывающего поезда, хотя нам в другую сторону. Петляя среди людей, прорываемся на перрон. Разумеется, про то, что двери закрываются, нам сообщают тогда, когда еще и половина народу не вышла из вагона.

– Надо влезть, – я толкаю Ивана в спину.

– Я тебя убью! – говорит он.

Наконец, когда толпа штурмом берет вагон и мы оказываемся прямо у входа, двери действительно начинают закрываться. Не желая упускать поезда, я налегаю на Ивана сзади, и мы, сжав зубы, втискиваемся в двери буквально чудом. Кажется, сомкнувшиеся позади створки прищемили мне волосы. Поезд дергается и устремляется в тоннель.

22

– Ого, детка! – бросает мне через плечо Иван. – Вот это напор! Но в следующий раз я буду сзади.

Он ловко поворачивается лицом ко мне. Набившийся в вагон народ так сдавливает нас со всех сторон, что я, кажется, могу без труда узнать, что лежит в карманах Ванькиных дизайнерских брюк.

– Признайся, ты просто хотела со мной потискаться! – говорит он громко, чтобы я смогла расслышать его слова в окружающем грохоте. – Могла бы попросить, обошлись бы без экстрима. Да, и, кстати, грудь у тебя примерно между первым и вторым размером. Угадал?

Угадал!

– А у тебя – ослиная задница! – шиплю я, растерявшись.

– Нет, неправильно! – поправляет он меня. – Нельзя сказать: «У тебя ослиная задница». Можно сказать: «Ты – ослиная задница».

– В общем, ты все про себя знаешь! – улыбаюсь я.

Не выдержав, мы начинаем ржать.

– Давно я так не веселился! – говорит Иван. – У мужика позади меня, кажется, эрекция! Или он везет в кармане колбасу. А это негигиенично!

Я основа покатываюсь со смеху. Кстати, мужик позади Ивана (высокий сухопарый субъект в замызганном берете) еще и умудряется читать в этой давке книжку, положив локоть кому-то из рядом стоящих пассажиров на плечо.

Иван обводит взглядом вагон (нам, как назло, досталась старая заезженная кляча, прошедшая не один капитальный ремонт), качает головой.

– В этом вагоне еще товарищ Сталин ездил! – кричит он мне в ухо. – А ты говоришь, книжку не о чем писать!