— Отлично, Миллисент, — объяснила Эмма. — Значит, вы только что приехали…

— Но это не наша машина, — перебила ее Миллисент. — Мы припарковались в зоне для инвалидов прямо перед входом в здание.

— И вошли прямо внутрь, — добавил Грэм.

— Да, да, — сказала Эмма, пытаясь сохранять терпение. — Но не нужно так зацикливаться на мелочах. Мы здесь для того, чтобы продемонстрировать куда более важную правду: твою слепоту, верно? Вообще-то можно снять зону для инвалидов и машину…

— Мою машину? — спросила Миллисент.

— Это не важно, — едва сдержалась Эмма. — Просто нужно показать, что зона для инвалидов всегда полна, когда речь заходит о настоящем таланте.

— Но это неправда, там никого не было и мы там припарковались!

— Я ЗНАЮ! — сказала Эмма, на этот раз даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Слушайте, забудем о машине, ладно? Это была просто мысль. Подожди нашего сигнала, а потом пойдешь с Грэмом к очереди. Сможешь?

— Да, конечно.

Бригада удалилась, чтобы установить камеру. Эмма крикнула «Мотор!» и почти сразу же «Стоп!».

— Миллисент, — сказала она, — как ты думаешь, ты смогла бы вести Грэма?

— Что, за руку?

— Да.

— У меня есть палка! — крикнул Грэм. — И я слышу Милли. Меня не нужно вести.

— Да, но… ну, так будет… так будет лучше.

В конце концов желание угодить людям с телевидения пересилило уязвленную гордость Грэма, и он позволил Милли провести себя через парковку и встать в хвост «очереди», которую Гэри и Бэри тщательно разместили перед входом в здание и каким-то чудом убедили выглядеть жизнерадостно.

Когда сюжет был отснят, Эмма прислонилась к машине и прикурила еще одну сигарету.

— Еще работать и работать, — сказала Челси.

— Да. Я знаю.

— Наверное, лучше двигаться дальше?

Эмма не пошевелилась. На секунду она закрыла глаза и глубоко затянулась.

— Ты видела эту девушку, Шайану? — спросила она наконец.

— Да, конечно, — ответила Челси. — Совершенно ненормальная.

— Тебе не показалось, что она была слишком напряжена? Так, что страшно делается?

— Не думала, что на шоу «Номер один» есть такие понятия.

— Да, — ответила Эмма, засмеявшись излишне громко. — Думаю, если она покончит с собой, при монтаже мы это вырежем.

— Глупости, Кельвин включит это в ролик.

Дальше наступил момент, которого Эмма боялась больше всего. Пришло ее время сыграть свою роль в унижении приличного и трудолюбивого пожилого человека, которому просто выпала участь быть наследником престола.

— Уэльс! — крикнула она, следуя инструкциям Кельвина, предписывавшими относиться к знаменитому конкурсанту так же, как ко всем остальным.

— Добрый день, юная леди, — сказал мягкий голос прямо у ее локтя. — Уэльс здесь, прибыл для прохождения службы. Все в порядке.

Эмма глазам своим не поверила. Он был всего в нескольких метрах от нее, а она его даже не заметила. Среди окруживших его бурлящих, требующих внимания личностей он просто стал невидимым, а его детективы и подавно.

Эмма сделала реверанс. Она не собиралась делать этого, и сама от себя такого не ожидала. В конце концов, она не делала реверанса перед другими участниками и должна была относиться ко всем одинаково, но она просто не могла удержаться. Черт возьми, перед ней был принц Уэльский! По крайней мере, для нее этот человек кое-что значил. Несмотря на бесконечные унижения, постоянное попрание достоинства и авторитета, на комический анахронизм во всем, что касалось его внешности и окружения, ведомства, он кое-что значил. Не столько он сам, сколько его положение. Он был историей. Его семья олицетворяла собой нацию. Центр всеобщего внимания, уходящий в глубь тысячелетий.

Эмме это было небезразлично. Несмотря на жизнь в мире, где все, что не было красиво или модно, казалось бесполезным, Эмма считала этого человека важным. Она хотела проявить к нему уважение. Конечно, именно в этом и был смысл его появления. С ее точки зрения, если хочешь получить принца Уэльского, играй по правилам и делай реверанс. Или потрать общественные деньги на что-нибудь другое.

Этот человек был наследником престола.

И к тому же он казался нелепым и наивным претендентом на титул медиазнаменитости, а она — Мефистофелем, который скоро выставит на посмешище его наивную, ужасно скомпрометированную задницу.

— Хм, привет, здравствуйте, хм, сэр… Я Эмма.

— Здравствуйте, Эмма. Мне так приятно с вами познакомиться. Как ваши дела? Все хорошо?

— Да. Да, сэр. Все в порядке. Для меня… для меня честь познакомиться с вами, хм… мистер Уэльс. И видеть вас здесь.

— Ой, ну что вы, я буду просто счастлив, если смогу внести свой вклад.

— Ну… мы бы хотели записать несколько слов на камеру, пожалуйста.

— Конечно. Конечно. Несомненно. Где бы вы хотели записать меня? — ответил он с извиняющимся смешком. — В конце концов, никто никогда не обвинял старого чудака в излишней скромности, если речь идет о собственном мнении, верно? Некоторые считают, что мне стоило бы заткнуться.

— Хм, сюда, сэр, — сказала Эмма.

Все вместе: съемочная бригада, Эмма, принц и детективы — прошли к той части толпы, которую Гэри и Бэри собрали для того, чтобы среди нее «обнаружить» его королевское высочество.

— Я однажды слышала вашу речь, сэр, — сказала Эмма. Она не собиралась говорить этого, но не смогла удержаться.

— Полагаю, это было ужасно. Я прав? Я все перепутал?

— Это была церемония по случаю Дня холокоста. Вы говорили о необходимости большего понимания и объединения многонациональных обществ.

— Это совершенно очевидно, но, как мне кажется, заслуживает упоминания.

— Бы говорили очень вдохновенно.

— Правда? Спасибо. Я очень стараюсь, — ответил принц, очевидно придя в восторг.

— Вы всегда поражали меня своей принципиальностью, сэр.

— Ну, повторюсь, я очень стараюсь.

— Сэр… можно задать вам вопрос?

— Да, да, конечно.

— Что вы здесь делаете?

— Ну, это очень просто. Я хочу, чтобы у людей появилась возможность увидеть, какой я на самом деле!

Сердце Эммы было разбито. Ей захотелось плакать. Как он мог быть таким наивным? Как человек, который был знаком и общался со всеми на свете, мог совершать такую глупую ошибку? Конечно, все ее совершали, все, великие и никчемные, богатые и бедные. От «Большого брата» до «Политиков в джунглях» все думали, что если им удастся предстать перед камерами, то они смогут показать людям, какие они на самом деле. Неужели они ничему не научились, смотря те самые шоу, на которые мечтали попасть? Разве они не видели, что между ними и зрителем, на которого они желали произвести впечатление, стоял монтаж? И монтаж сделает из них то, что захочет. Он не обязательно будет жестким, он с легкостью создаст как героя, так и злодея, но чего он никогда не покажет, так это истинного лица человека.