Михаил задумался, что предпримет Путилин в связи с открывшимися новыми обстоятельствами. Особенно после посещения высокого начальства, которое привыкло к победным реляциям, а не к досадным промахам подчиненных. Жуков достал из кармана сложенный лист бумаги, на котором ровными рядами выстроились буквы с завитушками. Прикусил губу и махнул рукой, один ответ, и, предупредив дежурного чиновника об отлучке, поехал к Александро-Невской лавре, где убиенный Григорий Еремеев снимал угол в пятиэтажном доходном доме.

Невзирая на дневной час, всего-то около четырех пополудни, на улице уже начало смеркаться.

Прежде чем войти в дворницкую, Жуков кинул взгляд на серые облака, которые повисли над городом густой пеленой и только кое-где на западной стороне неба разорвались и зарумянились бледно-розовым цветом заката.

Дворник, высокий худой человек с редкими длинными волосами на подбородке, пил вприкуску чай, отхлебывая обжигающий напиток из небольшой пиалы.

— Здравия желаю, — он поднялся со стула.

— Здравствуй. — Михаил осмотрелся, имея намерение присесть, но, не заметив ничего подходящего, остался стоять. — Я из сыскной полиции, фамилия моя Жуков, зовут Михаилом Силантьевичем.

Дворник с аккуратностью поставил пиалу на стол.

— Мы завсегда помощники полиции, — произнес он с едва заметным акцентом.

— В доме проживал некий Григорий Еремеев?

— Так точно, на пятом этаже, но съехал он, недели две как будет.

— Он сам съехал?

— Никак нет, приятель ихний Василий вещи забрал по просьбе Гришки.

— А Василий часто здесь бывал?

— Не так чтобы часто, но захаживал. Там, — тут дворник указал пальцем вверх, — в комнате много не насидишь, там другие жильцы крайне недовольны и не очень жалуют приходящих. Он во дворе его иногда ждал.

— А фамилию его не знаешь?

— Никак нет, не интересовался я ихней фамилий, да и не к чему было.

— Понятно, а кто с Василием еще дружбу водил?

Дворник пожал плечами.

— А что еще о нем знаешь?

— Да вроде как они земляки с Гришкой были.

— Кто еще мог знать Василия?

— Не общался Гришка ни с кем, придет под ночь, спать завалится, а с утра на заработки. Так целыми неделями.

— А где жил Василий?

— Не знаю, слышал, где-то в Коломне.

— Понятно. А как он выглядел?

— Дак обыкновенно, усы, борода, росточка небольшого, когда быстро шел, то ногу приволакивал.

— Значит, в доме никто не мог его знать?

— Это в точности говорю, никто.

— Хорошо.

Михаил после разговора все же поднялся на пятый этаж по грязной лестнице, на которой, словно на толкучем рынке, выставлен был то ли ненужный хлам, то ли вещи, которые негде пристроить в комнатах. Ничего нового Жуков не узнал: приходил Еремеев поздно вечером, вставал рано утром, никто у него не бывал, гостей не водил, жил одинокой совой, говорил мало, иной раз даже не здоровался, так все молчком да тишком.

БЕЗ ПЯТИ МИНУТ три пополудни Иван Дмитриевич Путилин находился в приемной помощника градоначальника генерал-майора Козлова. В воскресный день приемная была пуста, только адъютант томился от безделья, перекладывая на столе бумаги с левого края на правый. На его лице постоянно играла улыбка.

— Добрый день, Иван Дмитриевич!

— Как оно? — поинтересовался Путилин настроением вышестоящего начальства.

— Я бы не сказал, что плохое.

— Понятно.

Адъютант поднялся из-за стола и на ходу бросил:

— Доложу о вас, — и скрылся за дверью.

Через некоторое время помощник генерал-майора появился вновь.

— Прошу, — ступил шаг в сторону, пропуская Ивана Дмитриевича.

Александр Александрович восседал за большим столом, посередине которого возвышался пегас, грозящийся каждую минуту ударить крыльями, вспорхнуть и улететь в пасмурное петербургское небо. Иван Дмитриевич знал, этот чернильный прибор подарил помощнику градоначальника его величество Александр Николаевич за усердную службу на пользу государства. За спиной генерал-майора возвышался и сам самодержец в ладно скроенном гвардейском мундире, взирал выразительным картинным взглядом на начальника сыскной полиции, словно на самом деле лично присутствовал на аудиенции, которой Путилин, однако, не просил, но был настоятельно приглашен.

— Добрый день, Иван Дмитриевич! — приветствовал начальника с улыбкой на лице господин Козлов. После того как в столице должность обер-полицмейстера с божьей милостью устранили и переименовали в апреле сего года в градоначальника, присутствию данного ведомства прибавилось дел.

Хотя улыбка и освещала лицо Александра Александровича, но на нем застыло выражение крайней усталости, глаза сияли тем молодецким блеском, с которым он отпускал весьма фривольные шутки.

— Присаживайтесь, — указал на стул помощник градоначальника.

— Благодарю! — ответил Путилин, устраиваясь на предложенный стул. Если придется выслушать очередную порцию нелицеприятных слов о плохой службе его ведомства, так хотя бы с определенным комфортом. В руках Путилин держал черный кожаный портфель, где находились необходимые для таких аудиенций документы.

— Иван Дмитриевич, я не стану интересоваться ходом расследования ночного происшествия, — после этих слов господин Козлов сжал губы так, что они побелели, затем продолжил: — Ибо знаю, как трудно начинать следствие с трупа неизвестного, но возникают некоторые неотложные вопросы по службе.

— Я слушаю, — стушевался Иван Дмитриевич, называть его воинским званием или именем-отчеством, это всегда зависело от настроения генерал-майора.

Тот сделал вид, что не заметил конфуза начальника сыска, придвинул к себе подготовленный лист бумаги.

— За нынешний год в столице произошло семнадцать драм, закончившихся кровавыми жертвами, из которых, — помощник посмотрел уставшим взглядом в глаза Путилина, — только в десяти найден убийца, далее, совершено разбоев… Продолжить?

— Не надо, ваше…

— В чем причина столь плачевных результатов? Агенты почувствовали послабление, — камешек размером с памятник Петру Первому в огород сыскного отделения, — или вы захотели наводнить столицу разбойниками да убийцами? Ваши заслуги я не умаляю, как и те награды, которыми вы, милостивый государь, отмечены его величеством, но скажите на милость, что происходит со сыскной полицией? — он постучал указательным пальцем по лежащей на столе бумаге.

— Ваше превосходительство, чиновники сыскной полиции не прекращают борьбы с преступниками, — Иван Дмитриевич увидел, как господин Козлов поморщился, словно от зубной боли.