«Прекрасный принц», — говорила она, а потом еще что-то, но неразборчиво. Мешал шум проезжавших машин, мешало даже тиканье напольных часов. «Только не позволяй им себя обижать», — сказала она. Сердито? Но потом ее голос вновь стал мурлыкающим. И я услышал, как она говорит: «Я тоже тебя люблю». А потом она повесила трубку.

Что же я делаю?! Неужто шпионю за ней! Может, лучше, пока не поздно, вернуться в спальню, словно ничего и не было?

Я увидел, как она прошла через холл внизу, а потом заметила меня.

— Все в порядке, моя девочка? — спросил я.

— Конечно! — Белинда протянула мне навстречу руки и обняла за талию. Лицо ее светилось любовью. — Я просто говорила с одним старым другом. Сказала, что я в порядке.

— В такую рань? — произнес я сонным голосом.

— Но не там, где он сейчас, — словно между прочим заметила Белинда. — Не волнуйся, я звонила за счет абонента, — добавила она и потащила меня обратно в постель.

Мы вместе забрались под одеяло, и она устроилась у меня в объятиях.

— А в Нью-Йорке сейчас идет дождь, — сонно прошептала Белинда.

— А мне стоит ревновать к твоему другу? — тихо спросил я.

— Нет. Никогда, — немного недовольно отозвалась Белинда. — Мой старый-престарый друг. Думаю, лучший друг в целом мире, — еле слышно произнесла Белинда.

В комнате стало совсем тихо.

Я чувствовал рядом с собой ее теплое тело, слышал ее глубокое, ровное дыхание.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Прекрасный принц, — будто во сне прошептала она.

К полудню следующего дня она развесила постеры по всем стенам гостевой комнаты. Бельмондо, Делон, Брандо, Гарбо, а также новые лица: Эйден Куинн, Ричард Гир, Мел Гибсон. Из приемника уже целый час истошно вопила Мадонна. Белинда разбирала купленные вещи, аккуратно складывала на полку свитера, гладила блузки, чистила старые туфли, экспериментировала с новыми баночками и скляночками дорогой косметики.

Я со своей стороны только время от времени заглядывал в ее комнату, когда спускался из мастерской на кухню к кофеварке. Три работы были практически закончены, и я занимался тем, что подписывал название внизу холста: «Белинда на карусельной лошадке № 1», «Белинда № 2», «Белинда № 3». Увидев все три картины, выставленные для просушки, я почувствовал легкое головокружение.

Около шести я приготовил нам обед — стейки и салат, — единственное, что я умел готовить, а также красное вино. Белинда спустилась вниз. Волосы у нее были заплетены в косички, а косички уложены короной на голове, а потому я не удержался и с удовольствием поцеловал ее перед тем, как сесть за стол.

— Почему бы тебе сегодня вечером не посмотреть свои видеофильмы? — предложил я.

Я сказал, что кабинет в ее полном распоряжении, поскольку сам практически им не пользуюсь. Может быть, улыбнулась она. Если я собираюсь работать, то она или посмотрит телик, или почитает одну из моих книг по искусству.

После того как мы прибрались на кухне, она пошла в библиотеку, расположенную в подвале, и я услышал стук бильярдных шаров. Я же сидел и пил кофе, чтобы хоть чуть-чуть протрезветь и привести себя в полную боевую готовность. Последние штрихи на заднем фоне — и все три картины будут закончены.

Дом, казалось, пропах ее духами.

Когда я спустился вниз, Белинда крепко спала в моей кровати. Она сняла фланелевую ночную рубашку и откинула одеяло. Она лежала на животе, слегка приоткрыв рот, а ее тонкая рука покоилась на подушке у лица.

Ее голая попка была совсем маленькой, почти мальчишеской, и я заметил тонкие золотистые волоски между ног. Я погладил шелковую кожу под коленом, тонкую складочку, такую чувствительную к прикосновениям. Потом я потрогал ее нежные стопы. Белинда даже не шелохнулась. Она спала здоровым, крепким детским сном.

— Кто же ты все-таки такая, — прошептал я, перебирая в уме все варианты ее ответов.

За обедом Белинда что-то такое говорила насчет поездки в Кашмир, когда она с двумя английскими студентами, ее компаньонами в то лето, пересекли на поезде всю Индию. «И все, о чем мы говорили, были Штаты. Представляешь, мы оказались в Кашмире — одном из красивейших уголков земли, а говорили исключительно о Лос-Анджелесе и Нью-Йорке!»

Я наклонился и поцеловал ее в шею, в тонкую полоску кожи под густыми волосами.

Шестнадцать.

Но, любовь моя, разве ты можешь дать мне разрешение? Разве я могу дать себе разрешение? Если только не будет кого-то еще, кого это касается. Но ты ведь больше не будешь убегать, правда?

Темный холл внизу.

Гостевая комната. Ее комната. Все эти новые лица, глядящие друг на друга в темноте, поблескивание латунной кровати, открытая сумка, разбросанные вещи. Щетка для волос.

Распахнутая дверца шкафа.

Видеокассеты. Зачем таскать их по всему свету, когда у нее так мало личных вещей? Пластиковый пакет, чемодан. Может, они как-то связаны с ее прошлой жизнью? А что там в чемодане?

Я стоял в дверях ее комнаты. Естественно, я не собираюсь взламывать замок. Я даже не подниму крышку чемодана. Я хочу сказать, то были ее личные вещи. А вдруг она проснется, спустится в холл и обнаружит меня здесь!

Я только посмотрю, что там, в шкафу, забитом новой одеждой.

Но на полу стоял запертый чемодан, а видеокассеты высились аккуратной стопкой на полке за пустой сумкой, сложенным нижним бельем и феном.

Я прочел надписи на видеокассетах при падающем из холла тусклом свете.

На всех кассетах странные наклейки. Только название дилерской фирмы в Нью-Йорке: «Видеоклассика». На обертке одной из кассет было что-то нацарапано шариковой ручкой или, может, даже заколкой. Ничего не подсказывало мне, что это за кассеты и почему она таскает их с собой.

Ее журналы: целая кипа, причем много иностранных. Наверху «Кайер дю синема», «Л'экспресс», экземпляры немецкого «Штерна». Много французских журналов, несколько итальянских. И все посвящены кино. На английском я нашел интервью Энди Уорхола, «Филм артс», «Американ синематографер».

Странный выбор для девочки ее лет. Хотя с учетом ее прошлого, может, и не такой уж странный.

Многие из журналов были совсем старые. На самом деле на многих из них стояли ценники букинистического магазина. Новым был только «Филм артс» с фотографией на обложке «подающего надежды режиссера из Техаса Сьюзен Джеремайя».

Внутри была вложена вырванная из «Ньюсуика» статья «Буря на Юго-Западе», где мисс Джеремайя из Хьюстона описывалась как высокая, стройная, темноволосая женщина с глубоко посаженными карими глазами, которая питала слабость к ковбойским шляпам и сапогам. Не думаю, что техасцы на самом деле так одевались.

Что касается старых журналов, я никак не мог догадаться, зачем же она все-таки их купила. Фильм, фильм, фильм… Некоторые журналы были десятилетней давности. Но насколько я мог заметить, никаких пометок на полях.