Тут были артисты ВСЕХ драматических театров Ленинграда, подрабатывающие на эстраде отрывками из пьесы «Кремлевские куранты» и исполнением рассказов А. П. Чехова.

И я там был, мед-пиво пил. В рот не особо много попало, а усов, по которым могло бы течь, тогда по молодости лет еще не было.

А у отца были. И усы, и бородка. В месиве Ленконцерта хлебнул он и радостей, и огорчений предостаточно. Но, не входя в подробности, чтоб не слишком задерживаться на одном месте в нашей прогулке, скажу только: Юрий Сергеевич в этой пестрой разноталантливой массе был самым культурным человеком. Его образованность, манера речи, стиль общения сильно облагораживали это учреждение. И люди (представьте!) это ценили. Одни при жизни отца. Другие – путем сравнения, когда отец умер и руководить пришли новые люди.

Умер отец внезапно, пятидесяти пяти лет от роду. Прощались с ним в Театре эстрады. Гроб стоял на сцене. Толпа в зале, и в фойе, и на улице Желябова перед входом была (без преувеличения) несметная.

Минуем еще несколько домов. С каждым из них в жизни что-то связано, но… минуем. Вот и «Ватрушка» – площадь возле Чернышёва моста. Стиль ее определяет выходящая сюда форсистая балетная улица Росси. Под стать ей арка, под которую ныряет транспорт, идущий в сторону Садовой. И тут же – поскромнее, победнее – отроги множества малых арок торгового Апраксина Двора. Это всё справа. А слева – башенки Чернышёва моста. Четыре штуки – по углам. Темные, строгие. Конечно, поскромнее коней Аничкова моста, но тоже вполне ничего.

Если перейти мост и пройти по Чернышёву переулку всего один квартал, будет место, которое все знают как Пять Углов. Здесь сходятся несколько улиц. И здесь, на Разъезжей, 5, – моя школа № 299. Учился тут с седьмого по десятый класс.

Я знаю, что нынче хорошим тоном считается вспоминать школу как каторгу, рассказывать, как школа мешала жить и развиваться, подавляла естественные желания, убивала любовь к литературе, к науке, к образованию и к жизни. У меня было не так. Ну, что тут поделаешь, у меня в моей самой обычной мужской средней школе № 299 было не так. Школа мне нравилась, и окончил я ее с золотой медалью.

Дорогие мои учителя! Слеза и поклон вашему праху! Троих самых любимых назову:

Андрей Борисович (прозвище Бык) – русский, литература,

Василий Матвеевич (прозвище Фока) – математика,

Валентина Лукинична – классный руководитель и французский язык.

В Валентину Лукиничну (прозвище – Путятична) мы были все влюблены. А была она старше нас лет на шесть-семь, не более. Мы были первыми ее учениками. Язык французский полюбили мы из-за нее. Через сорок лет я даже работал в парижском театре и играл на французском языке – и ничего, говорили, что произношение приемлемое. (Подчеркну – школа была самая обычная, не специальная.) И контакт с Путятичной – Валентиной Лукиничной Нефёдовой – поддерживали мы долгие годы, до самой ее кончины.

А второй золотой медалист нашего выпуска – Миша Перельцвайг. Он теперь очень успешный инженер-электронщик в довольно известном городе Сан-Франциско. Говорит на присущем этому городу английском языке, но кое-какие французские выражения до сих пор помнит. Ну и правильно! Первая любовь не забывается.

Башенки Чернышёва моста далеко видны. Минуешь его, обернешься – вот они, башенки, как на ладони, крепкие, черные. И цепями связанные. Каменный мост и сам гордится, что он такой вот – каменный.

А следующий мост – он совсем близко – без всяких отметин и надстроек. И деревянный. Просто дугообразный настил из досок. И невысокое ограждение. В пятидесятые по нему еще ездили машины. А потом стал он только пешеходным – доски прогнили, дыры появились. Это Лештуков мост. Может быть, самый главный в моей жизни.

По правому берегу, не доходя моста, Издательский дом. С ним немало связано. Тут редактировались и печатались все основные ленинградские газеты. Было время, я дружил с ними. Здесь я опубликовал свои первые пробы пера. Впечатления о первых дальних гастролях БДТ в Англию и Францию шли в газете «Смена» – с продолжением в четырех номерах. В журнале «Пионер» – тоже в нескольких номерах – попытка разобраться в том, зачем вообще нужны нам театр, музыка, живопись и всякие разные искусства. И почему они так странно изломались все сразу в нашем XX веке.

В те годы меня увлекал и пугал модернизм. Я его то обожал, то ненавидел. И неожиданно открывал его… в собственных работах.

В Издательском доме не раз давал я концерты для сотрудников – средь бела дня в обеденный перерыв в большом неуютном конференц-зале. Народу набивалось много, и именно здесь рисковал я впервые «прокатить» мои самые непростые эксперименты в жанре монотеатра: «Веселые нищие» Р. Бернса, «Юлий Цезарь» Шекспира, «Кольцов с утра до вечера» М. Жванецкого. Здесь и другая была для меня пора. Вторая половина семидесятых – полный запрет упоминать мою фамилию в печати. Я еще продолжал работать – играл, ставил, давал концерты. Рецензии бывали – почти всегда ругательные, – но фамилия не упоминалась. Приказ есть приказ!

Перейдем-ка на другую сторону речки. По деревянному с дырками Лештукову мосту, далее (недалеко) по Лештукову переулку на Загородный проспект. А от него за угол – большой серый дом на Звенигородской, 10, – Педагогическое училище имени Некрасова. О нем я уже говорил – сюда сбежал от «художественного слова», чтобы играть на сцене, пусть маленькой, но с настоящим занавесом.

Я должен задержаться на этой теме, потому что здесь мой грех, и никак мне его не выкинуть из души.

Руководила драматическим кружком довольно миловидная кокетливая дама неполных средних лет – Евгения Ильинична Тищенко. Рассказывали, что когда-то в училище среди трех сотен девочек было два мальчика и она обоих в приказном порядке забрала в свой театрик. Но мальчики стеснялись, играть не хотели, а потом вообще дали дёру и из театрика, и из самого училища. Без мальчиков кружок стал глохнуть. И вот со стороны появился я. Евгения Ильинична воспряла духом, открылись хоть какие-то репертуарные возможности. Восемь девок, один я – это, конечно, не труппа, но все-таки некое подобие. Не очень просто найти пьесу, где одна мужская роль, остальные женские, но всё же, всё же…

Начав в конце сентября, мы к празднику 7 Ноября выпустили сцену из III акта «Ревизора» Гоголя. Действующие лица: Анна Андреевна, Марья Антоновна и Петр Иванович Добчинский. Это и был мой первый выход на сцену – в костюме, в гриме, с партнерами. В первый раз я с замиранием сердца и тайным восторгом пробовал публично быть другим человеком. Сорок девятый год… Пятьдесят лет назад… Боже мой!

Пожилой педагог училища написал мне стихи после премьеры:

Он угадал, этот доброжелательный педагог!

Евгения Ильинична сияла, радуясь за нас и принимая поздравления.