- Вот как! - меланхолично удивился Птицын, разливая на кухне чай.

- Сейчас из "Внуково".

- Ты же, по-моему, сегодня был на лекции Козлищева? А потом вы с Луниным и Носковым пошли пить водку?

- Всё правильно. Выпили, погнездили... (Слово "гнездить" на личном жаргоне Джозефа означало интеллектуальную беседу.) Я попрощался с Мишелем. Пошел звонить Циле на работу. У нее работа в Неопалимовском... рядом с институтом. Она говорит: "Хочу в Ленинград! Сейчас, сию минуту хочу в Ленинград!" Я ей: "Циленька! Сердце моё! Рад бы в рай, да грехи не пускают! Я - голый... С деньгами - полный абзац..." Она - своё: "Всё равно хочу в Ленинград!" Что тут будешь делать! Желание женщины - закон для мужчины. "Давай я продам часы!" - говорю. Папочка мне в прошлом году, на день рождения, подарил швейцарские часы... Настоящие... Цейсовские! Вот взгляни... Да ты видел... Я показывал... Ходят изумительно... По ним можно ставить часы на Спасской башне!

- Ну и что, Циля? - отпивая чай, спрашивал Птицын, нисколько не разделяя воодушевление Голицына.

- Циля... Изумительная женщина! "Нет, - говорит, - ни за что! Я не позволю тебе их продавать! (Она помнит мои часы.) Я получила гонорар. (Ты знаешь, она манекенщица!) Садимся на самолет. Рейс в 14.30. Мой бывший муж нас подвезет во Внуково... на "Волге"... Я хочу эти деньги просадить... Они мне легко достались... Так что мы их пропьем!" - "Я не могу принять такого подарка!" - говорю. "Тогда ты мне не муж!" Словом, через два с половиной часа мы сидели в ресторане в Питере. Оказывается, Цилины друзья разводились...

- В ресторане? - переспросил Птицын.

- Не правда ли? Отмечать свадьбу в ресторане - это понятно любому идиоту. А отметить в ресторане развод, да еще в лучшем питерском ресторане, - вот это тонко! Люди расстаются не с кулаками, в суде, деля последнюю дырявую кастрюльку, а как люди... Красиво!

- Еще чаю? - спросил Птицын, наливая себе вторую кружку. - Бери сушки...

- Полчашки... Спасибо... Так вот... - продолжал Джозеф. - Циля заказывает живых карпов. Там в середине зала такой кафельный судок, как маленький бассейн "Москва", и в нем плавают жирные, лоснящиеся карпы... Мэтр дает ей сачок...

- Мэтр? - не понял Птицын.

- Метрдотель... Солидный такой мужичок с безукоризненными манерами и усами, как у Буденного...

- А!

- Циля этим сачком вылавливает самого жирного карпа... Потом мэтр с поклоном вручает сачок мне... Я поймал карпа потощее... Этих карпов несут на кухню, и через двадцать минут привозят нам на тележке дымящихся, подрумяненных... в сметанном соусе...

- Карпы, по-моему, костлявые... - в бочку меда Птицын по обыкновению добавил ложку дегтя.

- Что ты... что ты! - возмутился Гарик. - Господь с тобой! Ни косточки... Во рту тает...нежнейшее мясо... Ты спутал с окунями!

- Может быть, - покорно согласился Птицын. - Я не большой поклонник рыбы.

- Смотря как приготовить!..

- И сколько же все это стоило? - поинтересовался Арсений, домывая посуду.

- Лучше не брать в голову... Распили бутылку коньяка... Изумительный коньяк! Настоящий, армянский... Но и стоит он там!.. В общем, у нас получилась перманентная свадьба: началась вчера у Цили, а закончилась в Ленинграде... Такое не забывается...

- А расписались вы вчера?

Птицын и Гарик перешли в комнату. Гарик привалился к спинке дивана, Птицын лег, задрав ноги к стене.

- Да... Так я тебе не рассказывал?

- Подробно нет. Ты только похвалился в институте, показал кольцо...

- Еле уломал ее! Делаю ей предложение - а она: "Зачем тебе это надо? Почему нам не остаться любовниками?" - "Мне этого мало! - отвечаю. - Хочу видеть тебя женой!" Она ни в какую... Я ее два часа уламывал... Проталкивал такие золотые идеи... в обычное время они даже в страшном сне не пришли бы мне в голову... Я превзошел самого себя... выдавал чудеса красноречия...

- А действительно, зачем тебе это надо? - прервал Гарика Птицын с обычной своей бесцеремонностью.

В Птицыне до сих пор жила обида, о которой Голицын, кажется, вовсе не догадывался: Гарик считался его другом, но тому даже в голову не пришло пригласить Птицына на свадьбу. При всем презрении Птицына к условностям, он воспринял это очень болезненно.

- Ну вот... И ты туда же, - Гарик сделал нетерпеливый жест.

Птицына не раз поражал узкий закрытый жест Голицына: он никогда не молотил кулаком воздух, не махал руками, как граблями, - только едва шевелил кистью, как будто не мог себе позволить большей вольности в общении с людьми; этим жестом он точно отстранял от себя все, что его не касалось.

- Циля, между прочим, мне сказала, что она больна... Серьезно больна...

- Чем же? У нее рак?

- О Боже мой! Постучи по дереву... (Голицын трижды стукнул по столу.) У нее какая-то опасная форма туберкулеза... Закрытая форма! Зачем тебе, сказала она, меня хоронить? Пусть это сделают другие!

- Интересно... Точно, как у Ремарка! - заметил Арсений. - Патриция Хольман... Роберт Локамп... Болезнь... Высокогорная клиника...

- Вот-вот! Я обречен в своей жизни воплощать литературные сюжеты! - с коротким смешком согласился Гарик. - Эрих Мария был бы мной доволен...

- А как прошла свадьба?

- Изумительно! Но... я тебе так и не досказал... Ты ведь знаешь, что в загсе после подачи заявления нужно ждать месяц?..

- Слышал!

- Это называется: "брачующиеся должны проверить свои чувства".

- Разумно! - улыбнулся Птицын. - И формула хорошая...

- Как тебе словечко "брачующиеся"?

- Яркое.

- Я одел костюм, - продолжал Гарик, - галстук! Представляешь!.. Папочкин... Взял дипломат... А Циля была в шикарном бархатном платье... Бордовом... Приехали в загс на "Пролетарской"... Я обаял там служительницу загса... Женщину бальзаковского возраста. Говорю ей: "Вы понимаете, мы с супругой, будущей моей супругой (показываю на Цилю, она держит в руках букет белых хризантем), всенепременнейше должны на днях отбыть за границу... в трехгодичную командировку... Вы понимаете, если следовать букве закона... - а закон для нас, разумеется, всегда закон!.. - то заграничная командировка может сорваться... Тогда прощай служебная карьера да и семейное счастье тоже... Вы же, я уверен, не захотите стать разрушителем этих общественных добродетелей? Наших вот с этой дамой судеб? Неужели ничего нельзя придумать? Войти в нашу, согласитесь, не совсем обычную ситуацию... Мы были бы вам чрезвычайно признательны!"

- Остроумное вранье! - посмеялся Птицын. - Как тебе пришло в голову?

- Прямо там... в загсе... Меня осенило! Я тебе говорю, что, благодаря Циле, ко мне стали приходить гениальные идеи...

- Ну и служительница поверила?