и носились с ними, к их великому восторгу»), а затем пообедали все вместе. Потом они услышали о том, как получилось, что школа оказалась в особняке «сахарного короля».

Смит рассказала, что поначалу школа размешалась в здании поменьше, а когда там стало тесно, делегация детей, вооружившись письмом от наркомата просвещения, отправилась к «сахарному королю» и заявила ему: «Вы – один, а нас – много. Вам дом нужен только для удовольствий, а нам – для дела». Сахарный король отказал детям, но они не унимались: залезли через окна, поставили кровати в его гостиную, заняли кухню и начали проводить уроки. «Комната за комнатой сахарный король отступал под натиском целых толп детей. Наконец, он не выдержал. Он перевез свою мебель и прочие ценные вещи в соседний дом, а сам бежал в гостеприимное соседнее государство». По-видимому, сахарный король навестил свой бывший особняк незадолго до визита Смит и остался доволен тем, что увидел дом целым. Смит заключала:

Возможно, он надеется на то, что в России еще воцарится прежний порядок и для него снова наступят счастливые деньки, и тогда дачу вернут ему в отличном состоянии. А вот я возлагаю надежды на это энергичное молодое поколение пролетарских музыкантов, художников и ученых, которые добились своего, потому что власть у сахарных королей отобрали, – и они не отдадут без боя то, что с таким трудом завоевали.

В ту пору Смит не состояла в коммунистической партии, но, судя по некоторым свидетельствам, она уже разделяла некоторые ее идеи и ценности, хотя и уверяла Уилбура Томаса в обратном. В 1924 году Советский Союз посетила Элис Гамильтон, врач и пионер в одной из областей медицины, в прошлом обитательница Халл-хауса. Во время этой поездки она познакомилась и со Стронг, и со Смит. Последняя произвела на нее «довольно жуткое впечатление» как человек, «готовый на все ради „Дела“». Разговор у них шел о шпионаже и о полицейском насилии. Гамильтон была настроена скептично и говорила о том, что «жестокость, ночные аресты, расстрелы сотен людей без суда и следствия» подрывают и авторитет режима, и доверие к нему. Смит будто бы назвала критические замечания Гамильтон проявлением «мелкобуржуазной идеологии» и добавила: «Я задаю себе только один вопрос: „Это помогает Партии?“ Если да, значит, все правильно, если нет – значит, ошибочно». Гамильтон подытоживала: «Она была красавицей – с золотистыми волосами и профилем [актрисы Элеоноры] Дузе, но меня она привела в ужас»[237].

Осенью 1924 года Смит, уже вернувшись в США, писала Уилбуру Томасу о сельскохозяйственной колонии на Кавказе, которую они с Уэром планировали основать; еще несколько волонтеров из АКДСО собирались примкнуть к ним и поучаствовать в создании «Русских новаторских ферм» (Russian Reconstruction Farms). Находясь в США, Смит выступала перед публикой и как представитель АКДСО, и в других качествах; в январе 1925 года она произнесла речь перед членами Национальной женской партии в Вашингтоне (округ Колумбия). Темой ее выступления были женщины в Советской России («часть советской системы – принцип абсолютного равенства»), и этой же теме Смит посвятила книгу, которую выпустила тремя годами позже[238].

Поволжские дети Стронг

Как и Смит, Анна Луиза Стронг пыталась опереться на свой опыт работы с квакерами, чтобы обосноваться в Советской России. Оправившись от тифа и завершив свое сотрудничество с АКДСО в Польше, Стронг провела несколько месяцев в Лондоне, а потом вернулась в Москву в качестве корреспондента агентства Херста. Пожалуй, ее самой большой удачей стало интервью, которое она взяла у Льва Троцкого. Тот проникся такой симпатией к Стронг, что попросил ее давать ему уроки английского. В течение нескольких месяцев Стронг пыталась создать русско-американский клуб в Москве, но советское правительство отвергало ее план: ей говорили, что до тех пор, пока США отказываются признать Советский Союз как государство, не будут создаваться никакие специальные организации, способные облегчить жизнь американским дельцам и политикам. А потом, осенью 1923 года, Стронг наконец попросили сделать для советской страны одно но-настоящему полезное дело.

Рут Фишер из Комиссии по советским детям пригласила Стронг помочь ей в организации сельскохозяйственной общины на Волге для осиротевших из-за голода подростков от четырнадцати до восемнадцати лет: для обычных детских домов они были слишком большие, но к самостоятельной жизни еще не были готовы. Из-за Первой мировой, Гражданской войны и голода в русских городах стали привычным зрелищем шайки бездомных детей – беспризорников, а имевшаяся система призрения с этой напастью не справлялась. Возникла идея: создать такую детскую колонию, которая могла бы выживать самостоятельно и стала бы образцом для других детских учреждений. Стронг узнала, что платить учителям и кормить детей берется государство, а она сама как «шеф» будет отвечать только за внедрение «американских методов» в колонии и благодаря своим связям поддерживать их применение[239]. Хотя колония имени Джона Рида находилась в двух днях пути от Москвы и Стронг понимала, что сможет ездить туда лишь изредка, она все-таки приняла предложение.

Стронг побывала в этой воспитательно-трудовой колонии в Хвалынске осенью 1923 года и была несколько напугана тамошними условиями. Затем она отправилась в США, в запланированное агитационно-лекционное турне для сбора пожертвований (деньгами и машинами) на нужды колонии и вербовки волонтеров[240].

Стронг была преисполнена надежд:

Я знала, что сотни американцев хотят «свой кусочек российского будущего». Учителя, фермеры, сестры милосердия, плотники желали сами оплатить дорогу и как угодно устроиться в СССР, чтобы помогать русским детям.

В мае 1924 года Стронг уже снова находилась в Москве и упивалась своей новой работой – а также известностью, которая к этой работе прилагалась. Детская комиссия Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) поручила ей сформировать в Москве вспомогательный комитет, состоящий из американцев, «для шефства над всеми их детскими колониями». Такое сотрудничество, по мысли Стронг, сулило «знакомство с промышленностью и сельским хозяйством»: «Итак, я обретала полуофициальное положение». А еще у нее появлялось «множество дополнительных прав» – в том числе возможность жить в особом курортном месте. «Быть может, мою комнату объявят главным штабом этого комитета, и мне позволят сохранить ее навсегда!» Представители квакерской организации согласились присоединиться к Стронг и разрешить ей собирать пожертвования через них, хотя некоторые члены американской квакерской общины все еще остерегались оказывать поддержку колонии, учрежденной большевиками[241].

Заглядывая вперед, Стронг размышляла: «Не удивлюсь, если эта организация – „Друзья русских детей“, или как еще она будет называться, – разрастется со временем в нечто большее». Она начала писать на фирменных печатных бланках с шапкой «Друзья русских детей (англо-американская секция) за помощь детским сельскохозяйственным и индустриальным колониям»; она значилась там директором, а Джессика Смит – лицом, ответственным за «работу в Америке». Поначалу Стронг надеялась, что Смит будет заниматься в США вербовкой сотрудников и сбором денежных средств, но вскоре Смит с головой ушла в собственные планы – организацию «Русских новаторских ферм». Пожалуй, неудивительно, что в ту пору дружба Стронг со Смит несколько скисла[242].

У Стронг было множество других полезных связей. Она начала рассылать обращения влиятельным американцам, которые или ранее выказывали интерес к Советской России, или могли бы его испытывать. Среди них были Лиллиан Уолд (в дальнейшем она оказывала существенную поддержку колонии имени Джона Рида); Мейбл Додж Луан, левачка, светская львица и бывшая возлюбленная Джона Рида; пастор-пацифист Джон Хейнс Холмс; Люси Л. У. Уилсон, директриса филадельфийской средней школы для девочек (потом она и сама ненадолго съездит в СССР для ознакомления с советской школьной системой); и Эллен Хейнс, преподавательница математики в колледже Уэллсли и феминистка (ей предстояло сделаться самой крупной покровительницей колонии)[243].

Стронг освещала жизнь колонии и в массовой печати. В материале для Soviet Russia Pictorial она рассказывала об устройстве колонии как о примере новейших попыток большевиков решить проблему беспризорных детей таким образом, чтобы дети постарше, живя коммуной, получали полезные трудовые навыки и опыт. Осенью 1924 года квакерский Совет международной службы в Лондоне опубликовал брошюру Стронг