Джонатану задали выучить наизусть стихотворение для школьного утренника. Привычная рутина, как известно, очень важна, поэтому выполнение домашнего задания началось по однажды заведенной схеме.

– Джонатан, пора делать уроки, отложи гейм-бой в сторону. Питер, слезь с моей головы, пожалуйста.

Джонатан издал вопль, выражавший жестокий эмоциональный облом. Питер, перегнувшись через мою голову, заглянул мне в глаза и робко, словно не веря своим ушам, переспросил:

– Джонатану пора делать уроки?

– Да.

Питер, как десантник, скатился по моей спине, приземлился на диван и наставил на брата палец-пистолет:

– Джонатан! Джонатан! Тебе пора делать уроки!

Мучительная судорога швырнула щуплое тельце Джонатана на пол.

– Не-е-е-е-е-е-е-т!

Питер сохранял невозмутимость:

– Нет, пора.

– Ну что ты, в самом деле, раньше сделаем – раньше освободишься.

– Но ведь сначала надо сде-е-елать, неужто ты не понимаешь? Это жестоко! Супержестоко!

– Уроки будем делать прямо сейчас, ясно? Компромиссы недопустимы.

– Что значит «компромиссы недопустимы»?

– Это значит, что я своего мнения не изменю, оно окончательно. Позволь тебе напомнить, что в нашей семье нет демократии. Здесь начальник – я. Как скажу, так и будет.

– Папа – начальник, – подтвердил Питер, показав на меня пальцем.

– Правильно. А теперь иди сюда и… Питер! Питер, вернись. Ты куда помчался? Матери ябедничать, что я назвал себя начальником? Обещай, что ты этого не сделаешь. Вот и славненько. Джонатан, пора начинать.

В школе выдали фотокопию стихотворения на тему «Бог – всему творец». Я заставил Джонатана прочитать его вслух, потом выучить строфу за строфой. Потом мы повторяли стишок хором.

Наконец Джонатан прочитал его несколько раз по памяти. Задание было не очень сложное: мальчишка, способный запомнить имена ста пятидесяти покемонов, без труда заучит наизусть шестнадцать рифмованных строчек. Усердствовал я по другой причине.

– Ты, конечно, знаешь, Джонатан, что Бог не создавал цветы, это всего лишь миф.

– Как мифы Древней Греции? Как в тех книжках, которые ты мне читал? Про ясеня и аргонавтов?

– Про Ясона. Да, похоже на то. Когда-то люди в них верили, но на самом деле это лишь сказки. Некоторые люди еще верят в небылицы про Бога. Мир – интересное, чудесное и удивительное место, но никакого волшебства в нем не существует, волшебство – для красивых легенд.

– Значит, волшебства совсем не бывает?

– Да. Будь осторожен с теми, кто пытается убедить тебя в обратном, они хотят навязать тебе ложные представления, а знать правду – совершенно необходимо.

– Ясно.

– Хорошо, очень хорошо.

– Значит, волшебства совсем-совсем не бывает?

– Совсем-совсем.

– А Санта-Клаус как же? Не волшебство?

Вот черт! Черт-черт-черт-черт!

– Э-э… Это не совсем одно и то же.

– Ну как же? Разве у него получится дарить подарки всем детям мира в одну и ту же ночь без волшебства?

– Это не волшебство. Ни в коем случае. Э-э… Как бы тебе объяснить… Просто Санта-Клаус пользуется очень продвинутой технологией.

– Какой еще технологией?

– Кажется, чай уже готов…

– Нет, мама все еще разговаривает с тарелками, я слышу. Какая у него технология?

– Ну, знаешь, сочетание высокооктанового горючего и сверхэффективного двигателя. На санях.

– А разве сани не олени тащат?

– Олени? Олени – всего лишь декорация, чтобы сани красиво смотрелись. На самом деле на них установлен двигатель, поэтому они могут передвигаться с необычайной скоростью.

– С какой скоростью?

– С необычайной.

– Но с какой именно?

– Почти со скоростью света. Вот-вот. Сани движутся почти со скоростью света, а когда объекты приближаются к скорости света, время по отношению к другим объектам замедляется. Нам кажется, что Санта-Клаус наносит все визиты за одну ночь, но у него на самом деле есть для этого целый год.

Я готов был поставить себе пятерку за то, как ловко вывернулся.

– И это – не волшебство?

– Нет, это – теория вероятностей.

– А как же он перевозит все подарки?

– Чай, кажется, точно готов…

– Не готов.

– Ладно. Ты слышал о принципе неопределенности Гейзенберга?

– Нет.

– В нем все дело.

– Почему?

– Все зависит от наблюдателя… Никаких подарков нет, пока мы их не увидим.

– Как это?

– Как я сказал.

– Но как?

– Давай устроим бой подушками?

– Давай.

– И-эх!

– Ух!

– Ой-ой! Питер, поставь стул на место и возьми подушку!

Иногда мне кажется, что во мне пропадает учитель.

– На необитаемый остров вам разрешено взять с собой всего один компакт-диск, что вы возьмете?

– «Тин мэшин» Дэвида Боуи, – немедленно ответил Ру.

– Правда? Ты готов слушать его с утра до ночи?

– Слушать? Я думал взять его на необитаемый остров и там закопать.

– Мне нравится ход твоих мыслей – давай дружить.

Трейси фыркнула в чашку с кофе:

– Знаете, что меня неизменно удивляет?

– Универсальный клей?

– Говорящие часы?

– Нет…

– Растворимый чай?

– Зубная паста с полосками?

– Да нет же. Меня постоянно удивляет, что два очевидных ничтожества изо дня в день сидят и поливают дерьмом талантливых знаменитостей.

– «Талантливый» в данном случае определение спорное, – перебил Ру. – Мы ведь говорили о Дэвиде Боуи.

– Какая разница, о ком шла речь. У вас ни для кого доброго слова не найдется.

– У меня… – Ру не дали договорить.

– Я не имела в виду порноактрис. Думаю, все согласятся, что они проходят по отдельной категории. Но если кто-либо достиг популярности и успеха, вы как пить дать возненавидите этого человека.

– Так уж у англичан заведено.

– Точно, – поддакнул я. – Более того, это наш долг. От каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Одним – богатство, слава и право называть Энтони Хопкинса Тони, другим – прозябание и право судить о первых.