Монах, по сути мальчишка в рясе, сидел скорчившись в коляске и всхлипывал, прячась под капюшоном.

– Где я? – спросил он.

– Ты умер. Повесился.

– Это ад?

– Вряд ли, – ответил я. – Не знаю, но, похоже, это не загробный мир. Что-то между.

Я попытался несколькими фразами объяснить ему, что такое край Полусна и кто такой я.

– Прежде чем… погибнуть, ты хотел мне кое-что сказать. Мы договорились о встрече.

– Это был ты? Друг Михала?

– Неужели я настолько изменился?

– Но ты жив…

Я попытался размять плечо. Похоже, кости и суставы целы, но чертовски болели.

А потом я долго пытался свернуть самокрутку. Попробуйте как-нибудь сделать это одной рукой.

– Я постараюсь тебя отсюда отправить, но сперва расскажи все, что знаешь. Это очень важно.

– Как это «отправить»?

Я еще раз объяснил ему, чем занимаюсь.

– Психопомп?

– В каком-то смысле. Не люблю это название – оно звучит как название болезни легких. Я воспринимаю себя как перевозчика.

– Вроде Харона?

Я кисло усмехнулся. Он скорчился в коляске и опять расплакался, размазывая слезы кулаком, словно ребенок. Я стиснул зубы. «Пепел и пыль…» – подумал я. Все это лишь пепел и пыль.

– Ведь я себя убил! Я попаду в ад!

– Сомневаюсь. Хочешь остаться здесь и без конца карабкаться на колокольню с веревкой на шее? Вряд ли может быть хуже. Зачем ты это сделал?

– Я… боялся… Даже не знаю. Я знал, что им обо мне известно. Они приходили в снах. Эти большие монахи. Сперва я видел их, когда спал, а потом – иногда наяву. Спинофратеры.

– Это какой-то монашеский орден?

Он покачал головой.

– Нет такого ордена. Я видел их во сне, но, когда они начали сниться, я откуда-то узнал их название. Спинофратеры. Будто они мне представились. Братство Терний. А когда они добрались до брата Михала, я понял, что придут и за мной.

– Это они убили Михала?

– Не знаю. Я так думаю. Но знаю, что ему они тоже снились. С тех пор как мы ездили в Могильно. А потом он умер в часовне, лежа крестом, и все его тело было утыкано терниями.

– Давай по порядку. Что за Могильно, откуда взялись тернии и кто такие спинофратеры?

– Знаешь, чем мы занимались? Что делал Михал и что делает наш орден?

Я послюнил краешек папиросной бумаги.

– Говори.

– Мы что-то вроде ведомства по особым поручениям. Такая внутренняя служба. Когда какой-нибудь деятель Церкви совершит преступление, или ему что-то угрожает, или когда происходят странные явления, которые можно счесть чудесами, – вызывают нас. Еще до того, как этим займется светская полиция или пресса. У нас есть психологи, биологи, криминалисты, инженеры – эксперты по всему. Есть даже специальные монастыри со строгими правилами, куда мы помещаем виновных. Мы проводим расследования. Иногда заботимся о том, чтобы некое событие осталось тайной. Все началось с того, что умер один ксендз. Он был очень стар и доживал свои дни в монастыре в Могильно как насельник. Это маленький монастырь, о котором мало кто слышал. Своего рода санаторий или дом престарелых. Там жило несколько старых монахов, священников, был один миссионер-альбертинец, который сошел с ума в Африке. Ну и этот наш. Брат Ян. Когда-то он тоже был миссионером, потом работал в Ватикане, но недолго. Он был очень стар. Никто его не знал и даже не навещал. Тихий старик, но в свое время проявлял крайнюю суровость – терпеть не мог греха. И однажды он умер. Тогда и начало твориться странное.

– То есть?

– На похороны приехало несколько человек, назвавшихся родственниками. Неизвестно, каким чудом они вообще узнали о его смерти. Он умер, а они приехали сразу на следующий день. Иностранцы. Трое французов, бельгиец, немец и еще один, но неизвестно откуда, вроде армянин или грузин. Одни мужчины. Сперва они говорили, что являются родственниками, а потом – что знают его по миссии. Они были очень богаты. Заплатили настоятелю, сами заказали надгробный памятник и дали на отпевание. Забрали все его вещи, принесли странные старообрядческие песнопения, которые велели играть органисту во время заупокойной. Настоятель сперва радовался и ни о чем не спрашивал – монастырь нуждался в деньгах. Накануне похорон они заявили, что хотят запереться с покойным в часовне, всю ночь были видны странные огни и слышались песни, и в конце концов они сами его похоронили. Ночью. Тогда настоятель испугался и позвонил в курию, а те сообщили нам. Мы поехали вдвоем с Михалом, но приезжих уже не было. Мы выяснили, что они жили в отеле в Кошалине, но там их тоже не застали. Думаю, Михал все-таки что-то узнал, только мне не стал говорить. Расследование вел он, я должен был ему помогать и приучаться. Совсем как в «Имени розы».

Могила выглядела очень странно, – продолжал он. – Похожа на пирамиду и увенчана странным крестом: с двумя шипами посередине на всех сторонах и каждая заканчивалась тремя такими же. Пономарь признался, что подсматривал за ними ночью в часовне. У всех были плащи с таким же крестом и мечи, а один вел церемонию по странному обряду и на чужом языке. Не на латыни. На могиле мы нашли венок, сплетенный из светлых сухих веток с очень длинными шипами, толщиной с палец. Брат Михал сказал, что это гунделия – растение из Палестины, из такого же был сделан терновый венец Иисуса. Ничего особенного мы вроде не обнаружили, поэтому вернулись к себе. Брат Михал выяснил кое-что еще, но, закончив доклад, велел мне обо всем забыть. Он был какой-то странный. Сказал, как и вы: «Берегись терний». А после того как мы вернулись, мне начали постоянно сниться странные, большие, молчаливые монахи. Они были неподвижны как статуи, и тем не менее я видел их все ближе. Потом, после смерти Михала, я начал видеть их и днем – во дворе, в коридорах, иногда через окно. И они продолжали мне сниться. Возникла мысль, что мне от них не избавиться, пока не умру. Казалось, другого способа просто нет. И что, если я этого не сделаю, они будут мучить меня на этом и на том свете. Что, поехав в Могильно и копаясь в их делах, я совершил страшный грех и, чтобы его искупить, должен сделать то, чего больше всего боюсь: повеситься на колокольне.

Он снова расплакался.

– Не знаю, почему я так поступил, мне никогда не хотелось покончить с собой. Будто кто-то думал за меня.

Я тяжело вздохнул.

– Ты не можешь здесь оставаться. Ты мертв, и этого уже не изменить. Но оставь этот мрачный мир и иди туда, где твое место. Туда, где трава зеленая, а небо голубое и где есть свет. Иди к свету.

Неожиданно поднялся ветер, вздымая вокруг клубы пыли. Послышался какой-то шелест и шорох, будто в панике убегало множество маленьких созданий.

Мне это не понравилось. Я поднялся с седла Марлен и растоптал окурок.

– Сейчас я тебя переведу. Я обниму тебя, ты почувствуешь легкость и уйдешь туда, куда должен был перейти. Не бойся. Представь, что возвращаешься домой.