Что касается «частного совещания», которое решит, кого отправлять на отдых, а кого оставить, то его надо отложить для того, чтобы: «1) позондировать почву сначала и 2) обеспечить, что совещание не взорвет страсти. Я ругаться не буду наверняка. А другие?». В ответ, вероятнее всего по телефону, Каменев пообещал провести совещание с коллегами и о его итогах сообщить Ленину2084.

16 июля с утра к Ленину пришел Бухарин, отдыхавший в соседнем доме отдыха. «Говорил за обедом об урожае, – пишет Кожевников, – о стабилизации рубля, о понижении процента учета Госбанком, а потом с глазу на глаз о партийных делах. На Николая Ивановича В.И. произвел очень хорошее впечатление, и Н.И. тоже нашел, что зимой после утомления В.И. бывал часто хуже и вид у него теперь лучше, чем зимой…

После ужина было вторичное свидание с Бухариным, продолжавшееся 10 минут. Во время свидания, между прочим, В.И. спросил Н.И., что нового в Германии. На уклончивые ответы Бухарина В.И. заявил: “Ну, Ратенау ухлопали, а кого-нибудь еще ухлопали?” Откуда В.И. узнал об убийстве Ратенау [немецкого промышленника и политического деятеля], он не сказал. После свидания В.И. читал»2085.

Вероятно, в беседе с Бухариным был затронут и вопрос о высылке за границу руководителей уже упоминавшихся «антисоветских групп интеллигенции». Дело это приобретало все более затяжной характер. 1 июня 1922 года ГПУ представило в Политбюро ЦК РКП(б) докладную записку, в которой анализировались настроения различных оппозиционных групп в вузах, общественных организациях, частных издательствах, на различных ведомственных съездах, в кооперации, трестах и других учреждениях2086.

Готовил записку особоуполномоченный ГПУ, бывший эсер, ставший большевиком в 1917 году, Яков Агранов. И поскольку лояльная интеллигенция, то есть большинство специалистов, которые строили, лечили и учили Россию, находились вне сферы его интересов, то выборочные агентурные данные, приведенные им, рисовали достаточно мрачную, а главное – масштабную картину грозящей опасности.

Главный вывод сводился к тому, что «ослабление репрессий окрылило надежды антисоветской интеллигенции, и в последнее время различные ее слои в разных формах ведут… упорную контрреволюционную работу». А это «диктует необходимость принятия ряда мер по пресечению деятельности руководителей движения»2087.

8 июня Политбюро обсудило представленный Уншлихтом соответствующий доклад и приняло развернутое постановление. В частности, именно на этом заседании было принято решение «о создании особого совещания из представителей НКИД и НКЮ, которому предоставить право в тех случаях, когда имеется возможность не прибегать к более суровому наказанию, заменять его высылкой за границу или в определенные пункты РСФСР»2088.

Особое совещание, как орган внесудебных репрессий было учреждено в России Александром III еще в 1881 году и просуществовало до 1917 года. Именно его решениями отправлялись в Сибирь активные участники оппозиционного и революционного движений самых различных партий. В их числе были и большевики – Ленин, Сталин, Дзержинский, Троцкий и другие.

При рассмотрении положения об Особом совещании во ВЦИК его название – дабы не напоминать о «старом режиме» – заменили на Особую комиссию, сократили срок возможной высылки – в сравнении с прежним Особым совещанием – с пяти до трех лет, а главное – узаконили возможность замены ссылки в Нарым или Туруханский край высылкой за границу2089.

На том же заседании Политбюро 8 июня для рассмотрения списка высылаемых «верхушек враждебных группировок» учреждалась комиссия в составе Уншлихта, Курского и Каменева, а также несколько других комиссий по проверке союзов специалистов.

И уже 22 июня Уншлихт представил список из 11 врачей, кои «за использование своего положения делегатов съезда для антисоветской агитации, рассчитанной на подрыв доверия к Советской власти в момент внешних затруднений», отправлялись на два года в административном порядке в голодающие губернии, Киргизию и Туркестан для работы по специальности, предоставив им неделю на сборы2090.

А на места за подписью Уншлихта пошли телеграммы с требованием доставки в Москву списков «антисоветской интеллигенции», подлежащей ссылке или высылке. Так решение Политбюро и указания Ленина в письме от 19 мая 1922 года о «штучном» отборе из «верхушек» стало приобретать расширительный характер. И теперь анализ мотивов высылки (иначе, как выразился Владимир Ильич, «мы наглупим») из рук членов Политбюро и наиболее образованных коммунистов переходил в компетенцию местных чекистов. Немудрено, что только из Украины сразу же пришел список на 73 человека, кои были сочтены «вредными» и «неблагонадежными»2091.

Видимо, об этом и зашел разговор у Бухарина с Лениным во время визита 16 июля 1922 года. Во всяком случае, именно в этот день Владимир Ильич пишет Сталину: то, что за границу надо высылать верхушку меньшевиков, народных социалистов, кадетов – кои «неисправимы», – это бесспорно. Но у меньшевиков это должны быть фигуры такого калибра, как А.Н. Потресов или Н.А. Рожков, у эсеров – такие, как А.В. Пешехонов или В.А. Мякотин, у кадетов – такие, как «веховцы» А.С. Изгоев или С.Л. Франк.

Если той же меры заслуживают В.Н. Розанов, Н.А. Вигдорчик или М.М. Магула, то не как врачи, а как активные меньшевики, а А.Б. Петрищев и А.Г. Горнфельд – не как литераторы, а как активнейшие народные социалисты. К таким же «неисправимым» следует отнести сотрудников журналов «Экономист», «Мысль», «Летопись Дома литераторов», статьи которых прочел сам Владимир Ильич.

Все они, пишет Ленин, «враги самые беспощадные», и даже если «подобных господ» наберется по всей России «несколько сот… выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго»2092.

Забегая вперед, отметим, что когда в конце июля комиссия Уншлихта, Курского и Каменева составила сводные списки «активной антисоветской интеллигенции» Москвы, Петрограда и Казани на 107 человек, тут же пошел поток ходатайств от различных учреждений и ведомств об отмене высылки для целого ряда лиц. И Политбюро создало новую комиссию под председательством Дзержинского с правом отмены решения для тех, кто – при всей их оппозиционности – действительно необходим стране2093.

Возвращаясь в Горки, сразу скажем, что отрицательно на здоровье Ленина все эти «политические» свидания никак не повлияли. Чувствовал он себя хорошо. Отлично спал. Никаких головных болей. Много читал. Много – по нескольку часов – гулял в парке. Правда, от длительной ходьбы уставал и тогда присаживался на лавочку, а если день был хороший, ложился на траву и смотрел в небо. И для него самого было важно, что уставал именно от ходьбы, а не от «политики».

Усердно занимался правописанием, устным счетом. Учился плести корзины. Врачи предлагали различного рода тесты, физические упражнения. Он дисциплинированно выполнял все их предписания. Тренировались и в запоминании сложных незнакомых слов. Название мексиканского вулкана – Попокатепетель – далось не сразу, но потом запомнилось твердо. И в последующие дни, на вопросительный взгляд врача, Ленин, улыбаясь, тщательно выговаривал – Попокатепетель. В устном счете перешли к умножению трехзначных чисел на двухзначные, потом на трехзначные и т. д.2094