отвергнув благоразумие и поработившись неразумию, а потому, лишенный всякой отрады, непрестанно скорблю, смущаюсь, и не нахожу средств переменить печаль на радость. Яко бремя тяжкое отяготеша на мне. Самым тягостным называет сильные упреки совести, доводящие до отчаяния.

(6). Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего. Ибо всякий грех гнусен и зловонен, и если бы душа не впала в неразумие, то не потерпела бы греха. Из этого познаем свойство греха. Какое же это свойство? Конечно то, что грехи бывают с нами от неразумия.

(7). Весь день сетуя хождах. Это должно повторять тем, которые много смеются и веселятся.

(8). Яко лядвия моя наполнишася поруганий; потому что увидел, как издевались надо мною враги мои. Разумеет же врагов мысленных.

(9). Озлоблен бых и смирихся до зела. От того, говорит, вожделения пожал я то, что поник к земле и непрестанно сетовал от мучительных болезней сердца. Посему-то, изменив деятельность пожелания, соделал его служебным Божией воле. Ибо Псалмопевец присовокупляет: рыках от воздыхания сердца моего. Бичуя совесть, принудил сердце свое к частым воздыханиям.

(10). И воздыхание мое от Тебе не утаися. Да вменится мне пред Тобою желание мое принести покаяние. Сколько есть во мне желания, вожделеваю спастись. А какое желание Христово? – совершить за нас Пасху (Лк. 22, 15).

(11). Сердце мое смятеся, остави мя сила моя. Сердцем называет рассудок. И свет очию моею, и той несть со мною. Свет очей есть Дух, воссиявший очам ума его.

(12). Друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа. Когда был я поражен, они противостали мне. Говорит же это об Авессаломе и Ахитофеле.

(13). И ближнии мои отдалече мене сташа. Ибо вспомоществующие ему Ангелы оставили его за грех. Ибо может быть, что и святые силы удаляются во время искушения, или для испытания, или для наказания искушаемого. И нуждахуся ищущии душу мою. Вероятно, что, когда оставили его Ангелы, сильнее стали нападать демоны. И ищущии злая мне глаголаху суетная, т. е. говорили друг другу, уготовляя мне козни.

(14). Аз же, яко глух, не слышах, и проч. Когда говорили они это, я, казалось, не слышал и не говорил, потому что грех отнял у меня дерзновение.

(16). Яко на Тя, Господи, уповах. (17) Яко рех: да не когда порадуютмися врази мои. При таком, говорит, множестве бедствий одна у меня надежда спасения – та помощь, какую Ты мне окажешь.

И внегда подвижатися ногам моим, на мя велеречеваша. Надмеваться предо мною подал им повод грех, поколебавший ноги мои.

(18). Яко аз на раны готов, и болезнь моя предо мною есть выну. Исповедует, что с готовностью приемлет наказание, обращающее на добрый путь.

(19). Яко беззаконие мое аз возвещу, и попекуся о гресе моем. Для сего-то и делаюсь обвинителем себя самого, и приложу все попечение – возвратить себе здравие.

(20). Врази же мои живут, и укрепишася паче мене. Хотя, говорит, не бесчувствен я ко греху, а напротив того, непрестанно беспокоюсь о нем, однако же вижу, что враги мои укрепляются. Эти-то враги, не потерпев от меня никакой обиды, ставя в вину мне грех, и обращая его в предлог брани против меня, начали преследовать меня, говоря, что поступают справедливо. Я стал для них мерзок, как мертвец. Посему-то умоляю Тебя, Господи: не отступай от меня, но паче поспеши на помощь нам (22-23).

38. (1). В конец, Идифуму, песнь Давиду

Содержание

Идифум, священный певец, увенчанный пророческим даром, возглашает песнь, вводя лице самого Давида, исповедующегося во грехе.

(2). Рех: сохраню пути моя. Явный признак утвержденного сердца. Положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною, потому что окружающие его мысленные враги укоряли его за грех.

(3). Онемех и смирихся, и умолчах от благ. Укоряемый, не отвечал я укоризнами, сознавая, что лишился я благ. И болезнь моя обновися. Вместо того, чтобы отвечать ругателям, приводил я себе на память грех; и припоминание греха для сердца моего было как огонь.

(4). И в поучении моем разгорится огнь. Когда припоминал я свой грех, тогда сгорал огнем.

Глаголах языком моим: (5) скажи ми, Господи, кончину мою. Глаголах языком, т. е. тихо, шепотом, так, чтобы слово не доходило до многих. А в слове этом заключался вопрос об остальных днях. Он спрашивал, желая, знать, достаточно ли ему будет на покаяние остального времени дней его.

(6). Се пяди положил еси дни моя, и состав мой яко ничтоже пред Тобою. Хотя и надолго, говорит, продлится жизнь моя, но пред Тобою вменится как ничто. Если тысяча лет в очах Твоих, как день один, – чем будет время одного человека? Место это Симмах перевел еще так: «вот, как пядени дал дни мои, и житие мое как ничто перед Тобою». Ты безначален и бесконечен, а наша жизнь измеряется несколькими ладонями или пядями. Этим изобразил кратковременность человеческой жизни.

Обаче всяческая суета, всяк человек живый. (7) Убо образом ходит человек, обаче всуе мятется. Если же человек ходит подобно призраку и не истинно, то справедливо наименовал его предварительно суетою, потому что не истинную проводим жизнь, но как бы в призраке и заботимся не о существенных благах. Потому и всуе мятемся. Жизнь пребывающих на земле, обращенную на мирские заботы, можно признать суетою. Или еще так: все годы жизни нашей пред Тобою – пар. Ибо Симмах вместо слова «суета» поставил «пар». Сокровиществует, и не весть, кому соберет я. Поелику живем теперь не истинною жизнью, но как бы в призраке, и заботимся не о существенных благах; то всуе мятемся, предаваясь мирским пожеланиям, и собирая сокровища, наследники которых нам неизвестны.

(8). И ныне кто терпение мое? Не Господь ли? Справедливо говорит, что имеет упование на Господа, как произнесший суд о житейских развлечениях. И состав мой от Тебе есть, т. е. мое чаяние, или мое терпение.

(9). Поношение безумному дал мя еси. Не предай меня в поношение, потому что во мне укоряют Тебя.

(10). Онемех и не отверзох уст моих, яко Ты сотворил еси. Укоряемый, молчал я, в точности зная, что Ты в наказание или вразумление мне определил, чтобы за это самое укоряли меня.

(11) Отстави от мене раны Твоя. Наказания, наложенные на него демонами, называет