Такой человек не мог долго оставаться неизвестным. Всего через два года после крещения, несмотря на искренние протесты, Киприан был избран епископом Карфагена по просьбе народа, то есть встал во главе всего северо–африканского клиpa. Такое избрание неофита противоречило букве церковных законов (см. 1 Тим. 3:6) и позже привело к расколу Новата. Но результаты показали, что в этом случае, как и в случае подобного возвышения Амвросия, Августина и других выдающихся епископов древней церкви, глас народа оказался гласом Божьим.

В течение десяти лет, закончившихся триумфальным мученичеством, Киприан нес в Карфагене епископское служение с образцовой энергичностью, мудростью и верностью, и это в самое беспокойное время, среди гонений снаружи и схизматических волнений изнутри. Его активная деятельность завершилась в период гонений Валериана. Он был отправлен в ссылку на одиннадцать месяцев, потом предстал перед судом проконсула и был приговорен к обезглавливанию. Когда приговор был произнесен, Киприан сказал: «Благодарение Богу!» — преклонил колени в молитве, собственноручно завязал себе глаза, дал палачу золотую монету и умер с достоинством и спокойствием героя. Его друзья забрали его тело ночью и похоронили его. На местах его смерти и погребения было возведено две часовни. Годовщина его смерти отмечалась в течение долгого времени; сохранилось пять проповедей Августина в память о мученичестве Киприана 14 сентября 258 г.

Как Ориген был способнейшим ученым, а Тертуллиан — сильнейшим писателем, так Киприан был величайшим епископом III века. Он был рожден для того, чтобы стать князем церкви. Административным талантом он даже превосходил всех римских епископов своего времени и обращался к ним как совершенно равный, называя их братьями и сотрудниками. Августин величает его уважительно, «католический епископ и католический мученик»; а Винцентий из Лиринума — «свет всех святых, всех мучеников и всех епископов». По характеру он больше походил на Петра, чем на Павла или Иоанна.

Значение Киприана относится не столько к области богословия, в котором он не отличался оригинальностью и глубиной, сколько к области церковной организации и дисциплины. Если Тертуллиан в основном разбирался с еретиками, Киприан направлял свою полемику против раскольников, наряду с которыми он должен был бы осудить — хотя никогда не делал этого — своего уважаемого учителя, умершего монтанистом. Но собственное поведение Киприана не всегда полностью соответствовало его позиции, ибо в вопросе еретического крещения он сам проявлял самостоятельность, возражая Риму. Он ограничил провозглашаемый им же принцип исключительности католической традиции чисто протестантским образом: «Consuetudo sine veritate vetustas erroris est» и «Non est de consuetudine praescribendum, sed ratione vincendum». В нем идея прежней католической иерархии и епископской автократии, при всей ее близости к идее папства и противоречии с этой идеей, обрела, так сказать, личное воплощение, стала плотью и кровью. Единство церкви как средства и орудия любого спасения была главной идеей его жизни и страстью его сердца. Но независимость епископата он защищал так же ревностно, как и первенство Рима; его имя упоминалось в доводах против папства так же часто, как и в доводах за него. В обоих отношениях он точно выражал дух церкви своего времени.

Было бы большой несправедливостью объяснять его понимание высокой церкви гордостью и амбициями, хотя искушения подобного рода, без сомнения, были характерны для человека, занимавшего такое положение. Это понимание вполне совместимо с искренним личным смирением перед Богом. Киприан был глубоко убежден в божественном авторитете и глубокой ответственности епископов, и эта убежденность лежит в основе как его первоначального «nolo episcopari», так и его последующего тяготения к иерархии. Он выполнял обязанности, присущие его должности, так же ревностно, как отстаивал присущие ей права. Несмотря на свое возвышенное представление о достоинстве епископа, он во всем советовался с пресвитерами и уважал права своей паствы. Он умел сочетать строгость и умеренность, достоинство и кротость, внушать любовь и доверие, уважение и почтение. Он, подобно отцу, принял на себя заботу о вдовах и сиротах, бедных и больных. Во время великой чумы 252 г. он проявил жертвенную верность своей пастве и любовь к своим врагам. Да, он покинул общину во время гонений Деция, но только потому, как он ясно сообщает, что Бог велел ему сделать это, чтобы иметь возможность четырнадцать месяцев наставлять верующих пастырскими посланиями из изгнания. Во время гонений Валериана он полностью смыл с себя пятно этого бегства собственной кровью, спокойно и радостно приняв мученичество.

Сначала Киприан был сторонником строгой дисциплины, но в более поздний период — проявив некоторую непоследовательность — он перешел к более умеренным дисциплинарным принципам, разумно согласовываясь с требованиями времени. Как и Тертуллиан, он запрещал женщинам одеваться вызывающе, искажая сотворенное Богом; он также пылко выступал против участия в языческих развлечениях — даже не разрешил обращенному артисту преподавать декламацию и пантомиму. Он вел простой и аскетический образ жизни, ощущая тленность всего земного и думая о торжестве в вечности, считая, что только тогда закончатся проблемы и борьба воинствующей церкви. «Только вверху, — говорит он в своем трактате De Moralitate, написанном во время чумы, — только вверху есть истинный мир, несомненный покой, постоянная, прочная и вечная безопасность; там наше жилище, там наш дом. Кто не поспешил бы попасть туда? Там нас ждет великое множество возлюбленных; многочисленное воинство отцов, братьев и детей. Там славный хор апостолов; там череда славящих Бога пророков; там бесчисленная толпа мучеников, увенчанных победой после войны и страданий; там триумфаторы–девственники; там милостивые наслаждаются своей наградой. Давайте же устремимся туда со страстным желанием; давайте желать поскорее быть с ними, со Христом. После земного наступает небесное; после малого — великое; после тления — вечность».

Как автор, Киприан гораздо менее оригинален, плодотворен и выразителен, чем Тертуллиан, но стиль у него более ясный, умеренный, изящный и правильный. Он писал только об учениях церкви, священстве и жертве.

1. Его самые важные труды касаются практических вопросов церковного управления и дисциплины. Среди них — его трактат «О единстве церкви» (251 г. по P. X.), magna carta старокатолического высокоцерковного духа, о важности которой мы уже говорили. Киприан написал также восемьдесят одно послание[1603], некоторые — очень длинные, к разным епископам, священникам и церквям Африки и Рима, к исповедникам, к отступникам и т.п.; сохранились и ответные послания, например, от Корнелия Римского и Фирмилиана Кесарийского. В них очень живо представлены пастырские труды Киприана и жизнь церкви того периода в целом. Сюда относится также его трактат De Lapsis (250 г. по P. X.), против слишком мягкой дисциплины покаяния.