«А мне вот не нравится, что ты такой глазастый, дорогой друг, – вдруг подумала Марина про себя. – Совсем не нравится. Для врача-реабилитолога ты что-то слишком уж внимательно рассматриваешь квартиру и подмечаешь мелочи, на которые нормальный человек вряд ли бы обратил внимание. Но – тогда кто же ты и как оказался со мной в электричке?»

Ее размышления были прерваны телефонным звонком – это оказалась Ветка. Марина не особенно хотела разговаривать с ней – о чем? – но телефон надрывался, выдавая мелодию из «Крестного отца», которую Марина неизменно ставила на звонок, а в глазах Георгия уже виднелся вопрос. Коваль вздохнула и сняла трубку:

– Да.

– Ты знала, да?! – завизжала Ветка так, что Марина едва не выронила телефон.

– Знала – что? – Коваль встала и вышла в соседнюю комнату, закрыла за собой дверь, но встала так, чтобы увидеть в оставленную щель, если Георгий подойдет и попытается подслушать.

– Ты знала, что этот ублюдок будет стрелять в окно детской?! Ты потому завела этот разговор?!

– Так, заткнись и не ори, идиотка! – приказала Марина громким шепотом. – Говори только по делу, оставь свои эмоции при себе! Что случилось?

Ветка, помолчав пару минут, взяла себя в руки и более-менее связно, хоть и всхлипывая, рассказала. Марина почувствовала, как ей становится нехорошо – дело принимало весьма серьезный и очень неприятный оборот. Когда человек начинает лупить из винтовки по окнам детской, зная, что там ребенок, это уже не шутки и даже не попытки испугать, это – нечто большее, потому что решиться на такое может только отморозок. А с такими всегда проблемы.

Оконное стекло в Алешиной спальне разбилось как раз в тот момент, когда Ветка вошла туда, чтобы пожелать сыну спокойной ночи и прочитать очередную главу из книги. И только недюжинное чутье, которое не заглушила даже водка, толкнуло ее в какой-то момент к кровати, где полулежал сын. Ветка практически упала на Алешу, закрыла собой и принялась целовать, лихорадочно соображая, как бы половчее оказаться с ним на полу и не напугать впечатлительного мальчика. Пуля вошла в висевшего над кроватью клоуна и застряла в набивке, оставив на животе игрушки рваный след. Ветка осторожно сползла на мягкий ковер, прижимая к себе сына, и когда Алеша запротестовал, таинственным шепотом пообещала:

– Давай, пока Карина не видит, поползем ко мне в комнату – хочешь?

– Я с тобой лягу спать? – обрадованно спросил мальчик.

– Да, но только давай тихо и быстро, хорошо?

Настроив Алешу на игру, Ветка подтолкнула его к двери, и мальчик пополз, а она, обернувшись на окно, увидела отверстие в стекле. «Только бы он уже ушел… – думала Ветка, продвигаясь ползком вслед за сыном. – Только бы сейчас не влепил еще пулю…»

Когда они выбрались в коридор, Ветка вскочила, плотно закрыла дверь и, подхватив Алешу на руки, метнулась в свою спальню. Там были задвинуты шторы, а поверх них Саня еще и два плотных покрывала укрепил, так что можно было смело включить ночник. Ветка усадила Алешу на огромную кровать и подмигнула:

– Теперь нас Карина не найдет. Сейчас мы с тобой почитаем…

– Мамуля, а книгу-то мы в комнате оставили! – расстроенным голосом проговорил мальчик.

Ветка не была готова вернуться в детскую – она и так еле держалась, чтобы не устроить истерику, и только боязнь испугать сына заставляла ее собрать в кучу нервы и делать вид, что все происходящее – забавная игра.

– Малыш, а давай я тебе расскажу что-нибудь? – предложила она, и мальчик согласился.

Уснул он быстро, и Ветка, укрыв его одеялом, вышла из комнаты, спустилась вниз и там дала себе волю. Она кричала и била тарелки до тех пор, пока не прибежали охранники и не уволокли ее в гостиную. Там, захлебываясь слезами, Ветка обвинила их во всех смертных грехах. Когда же им удалось из путаных истеричных фраз понять, что произошло, они оба, как по команде, побежали в детскую.

– Ребенка мне не разбудите, уроды! – рявкнула Ветка вдогонку, и тут вдруг в памяти всплыл вечерний разговор с Коваль. – Неужели… – пробормотала ведьма, без сил рухнув на диван, – неужели она догадалась… тогда почему впрямую не сказала, а все какими-то намеками?!

Схватив мобильный, она набрала Маринин номер и набросилась на подругу с обвинениями. Однако внутри у Ветки все молчало – обычно она всегда чувствовала, что человек скрывает что-то, а сейчас – нет, ничего. Скорее всего, Марина ничего не знала. И телефонный разговор подтвердил это – Коваль не стала бы расспрашивать, если бы что-то подозревала.

– Ветка, успокойся, – произнесла она, дослушав до конца. – Скорее всего, сегодня больше ничего не произойдет. Но завтра нужно решать что-то. У пацана есть загранпаспорт?

– Есть, но…

– Так, заткнись сейчас и слушай меня! – чуть повысила она голос. – Есть хороший нотариус?

– В смысле?

– В смысле – прикормленный! Чтобы сделал тебе разрешение на вывоз ребенка за границу без присутствия отца! Потому что билеты я помогу сделать, а вот бумажку эту при всем желании – нет, – отрезала Марина, досадуя на недогадливость подруги.

– За границу? – тупо переспросила Ветка.

– Да. На Кипр поедешь вместе с ним, там должен быть Женька с Грегом, а чуть позже отец приедет! Поживешь в моем доме, пацан сменит обстановку, а ты нервы свои подлечишь, – теряя терпение, пояснила Коваль. – Я позвоню папе, пока тот еще не улетел, и договорюсь, чтобы он взял билеты на один рейс и тебе тоже, все-таки легче, когда не одна с ребенком. А ты сиди тихо и вообще носа не высовывай. Нотариуса пусть пацаны домой привезут. Все поняла?

– А как же Гришка? – тоскливо проговорила Ветка.

– Ты идиотка, да?! – заорала Марина, не в силах уже сдерживать эмоции. – Кому нужен твой овощ?! Все равно ты не сможешь к нему ездить – на тебя вон, как на зайца, кто-то охоту открыл! Ты ребенка потеряешь, дура! Гришка! Да ему туда и дорога, Бесу твоему!

– Что ты говоришь… ну, что ты такое говори-и-и-ишь… – простонала Ветка. – Он же муж мне…

– Ой, хватит! Надоело мне это все! – сморщилась Марина, прислушиваясь к тому, что происходит в кухне. – Это охраннику своему расскажешь – про мужа и неземную к нему любовь, а мне не надо. Все, ложись спать, тяпни еще водочки в качестве снотворного, а завтра с утра ищи нотариуса.

Марина отключила телефон и на цыпочках двинулась в кухню. Ей почему-то казалось, что она непременно застанет Георгия за каким-то «не тем» занятием – например, за изучением содержимого ее дамской сумки, оставленной на подоконнике. Но он варил кофе. Стоял около плиты и внимательно следил за тем, как над джезвой поднимается шапка пены, а потом аккуратно стучал ложкой по медному боку, осаживая ее. И было видно, что процесс этот у него отработан до мелочей, и выполняется некий ритуал с любовью и знанием дела.

– Ты с молоком любишь? – спросил Георгий, не поворачиваясь, как будто почувствовал ее появление спиной.