– Ну это не по мне! – не смог, как всегда, удержаться по-Харрада. – Это еще какая рыбка – если взять, например, барракуду… – Флейж да еще Эрромиорг, как старший, только и были способны как-то умерять варварскую непосредственность тихрианина.

А непосредственность фонтанировала вовсю:

– Пир, пир, пир, мой кастрюли до дыр, мясо жарь на вертелах, будет пышно на столах.

Юрг поморщился – поэтические экспромты менестреля находились тоже на пещерном уровне.

– Делу – время, а потехе – час, – проговорил он с удивившей его самого назидательностью.

– Да, – подхватила его мысль жена, – я сверху присмотрела прелестнейшее плато на северном склоне хребта, трава свежая, не выжженная – будем ставить там загон для коз и конюшни. От центральной просеки туда пойдет плавный спуск, так что давайте подсчитаем наших сервов, их-то в первую очередь придется выдворить за пределы Бирюзового Дола, вот вам еще пристройка к стене…

– Дорогая, не все сразу. Ты не забыла, что мне нужно на минуточку слетать на Землю? Я же Стамену обещал.

– Ладно, а как только вернешься, я на минуточку загляну на Тихри – ты не забыл, что я должна посоветоваться с Лронгом?

– Мне б так жить… – с захлебом вздохнул Харр по-Харрада.

* * *

Юрг неторопливо шагал по свежерасчищенной просеке, и исполинские хвойные, так похожие на корабельные шишкинские сосны, чуть наклоняясь друг к другу, смыкались у него над головой. Старая просека не была прямой, следуя неровностям рельефа, но и теперь угадывалась безошибочно. Судя по аккуратно увязанным охапкам сучьев и плоским брикетам спрессованной хвои, она была затянута порослью цепкого безъягодного можжевельника, необычайно пахучего, с длинными мягкими иглами. Под ногами хрустели крошечные, как горошины, шишечки, под ними должен был залегать ровный камень. Юрг поковырял сапогом почву, но до твердого слоя не добрался. Видно, дорогу мостили в незапамятные времена, и делали это умело; вот только петляла она как-то непредсказуемо и нелогично. Покрытые мелкой плотной чешуей стволы уходили вверх метров на тридцать, заканчиваясь компактной сизой кроной; рассматривая остров с изрядной высоты зависшего кораблика, он не мог определить точно, как широка эта лесная полоса, пролегшая вдоль хребтины протяженного острова, но самую пышную ее часть, прилегающую к Бирюзовому Долу, он еще тогда про себя окрестил Воротником Игуаны.

Где-то вдалеке, за очередным поворотом слышался треск, истеричные взвизги пилы и мягкое буханье – сервы тут же прессовали хвою. Бережливые ребята. Как только Юрг узнал у караульного Дуза, что мона Сэниа на просеке, он рванулся туда чуть ли не рысью, успев лишь поцеловать спящего Ю-ю, но, очутившись в тени сизо-зеленой чешуйчатой колоннады, он разом припомнил все колдовство папоротниковой ночи, и ему вдруг до чертиков не захотелось вливаться в общую суетливую толпу славных братьев по оружию и их жукообразных механических слуг. Ведь была же мысль – шугануть их отсюда и хоть несколько дней провести с женой в отнюдь не целомудренном уединении. Ах да, теперь ведь еще и Касаулта – ну нянька не в счет. И надо ж было затеять его дражайшей половине всю эту сутолоку! Конечно, понять ее можно – улетел на минутку, а проторчал на Земле около суток. Разумеется, он передал через Киха, что непредвиденная задержка – Стамена перевели в Балтимор, а там уже весь медперсонал принял стойку и языки от предвкушения его, торговой, кровушки повысовывал дорвались до волшебства. Пришлось огорчить эскулапов, категорически заявив, что он – не ходячая селезенка, чтобы что-то там им на потеху да диссертаций вырабатывать, эдак ведь они и до головного мозга доберутся, только позволь; вот помрет – пожалуйста, можете развлекаться на вскрытии. Юмор был еще тот, но это от удручающего контакта со Стаменом: тот уже сегодня мог бы подняться на ноги, если бы не полнейшая, непобедимая депрессия. «Понимаешь, – тусклым, шелестящим голосом поведал он другу, – не могу спать: как только закрываю глаза – барахтаюсь в липком тумане, как муха в патоке, и каким-то не моим, посторонним умом понимаю, что никогда и ничего не смогу сделать для моей девочки…»

Юрг что-то бодренько наврал ему относительно победительных планов, прекрасно понимая, что на самом деле никогда больше не возьмет с собой этого закоренелого материалиста, не способного принимать любое волшебство таким, какое оно есть.

Не годился Стамен для других миров.

Всю обратную дорогу от Балтимора до Барсучьего Юрг механически пробегал глазами подсунутые ему медицинские экстренные выпуски: ничегошеньки не понял и не запомнил кроме того, что вспомогательное белокрысиное воинство потеряло энное количество лап и хвостов. Нет, с медициной надо было завязывать. Тем более что в его крови исследователи всех пяти континентов не нашли ровным счетом ничего.

И вот теперь он шел – все медленнее и медленнее – по такому земному лесу, и налево и направо расстилались такие земные белые мхи, одновременно ломкие и пушистые, и кое-где из них торчали абсолютно земные боровики… стоп.

Налево уходила тропинка. Никто из тех, кто по-быстрому расправлялся с можжевеловой порослью и уже ушел далеко вперед, не обратил на нее внимания, потому что выдавал ее только не такой пышный, как везде, мох; но четкая прямизна этой заросшей тропы и темнеющий холм, к которому она однозначно направлялась, не оставляли сомнений в том, что она проторена человеческими ногами. Юрг сошел с дороги на тропу, постучал каблуком – под белым моховым настилом гулко отозвался камень. Не раздумывая, он двинулся к холму.

Вблизи это бурое сооружение не казалось таким внушительным приблизительно два человеческих роста. Кажется, примитивное, глинобитное жилище… Нет. Вовсе не жилище. Элементарный термитник. Конечно, не такой, как в Африке, но очень похож. И давным-давно покинут обитателями. До середины обложен седым мхом, как снегом занесен, и ни одной дырочки. Тропинка делает вокруг него аккуратную петлю и идет дальше, к такому же конусу. Забавно. Это все равно как если бы у нас в нашем бору под Асташковом асфальтировали дорожки от одного муравейника до другого. Ну, пойдем дальше!

…собственно говоря, а почему? Он же искал Сэнни, и если идти, то вместе с ней, а для страховки еще прихватить…

Ни хрена себе муравейничек! Метров пять. А дырку-то сделали не насекомые – она точно в человеческий рост, да и по ширине на не слишком толстопузого. Тук-тук, кто в теремочке живет? Да видно, что никто не живет. Отель открыт для постояльцев. Как говаривали в старицу, пожалуйте на халяву!

…хоть десинтор-то сними с предохранителя, кретин! Где фонарик? Нету. Зажигалка? Отдал Харру. Дерьмо ты, а не космолетчик…

Кажется, меня кто-то обозвал кретином? И справедливо. Я действительно недоумок. Потому что мечтал обойтись без волшебства. Но там, где ты, Сэнни, там всегда… Нет, это даже не магия. Особенно когда ты такая, как сейчас. И как тогда, в папоротниковую ночь…

Юрг очнулся от малоприятного ощущения, что рядом, вплотную к нему, кто-то проползает. Он замер, сдерживая дыхание, и осторожно приоткрыл глаза – на него полз белый мох. Седоватые комья выдирались из обшей массы и торопливо подкатывались к нему, тычась под спину, которой он опирался на стенку термитника. Лаз, через который он каким-то образом успел выбраться наружу, уже был затянут кружевной пеленой; его видавшая виды куртка, с прошлой ночи еще и приукрашенная пятилепестковыми горелыми пятнами – следы огненных цветов, – лежала рядышком, притиснутая снятым с предохранителя десинтором. Под нее тоже подползали моховые шустрые комочки, и она шевелилась, как живая. Юрг поднялся на ноги, пошатываясь – странное дело, ведь всего триста кубиков сегодня перекачали Стамену, а состояние обморочное, как у благородной девицы после первой ночи с эскадроном гусар летучих… Черт побери, а был ли он сам сегодня на высоте? Память не сохранила ничегошеньки, даже интерьера термитного отеля, но оставила твердую уверенность, что – был.