— Понимаю, — вздохнула Сиринга. — Я всегда любила дикую природу лесов, царящую в них свободу и безмятежность.

— Надеюсь, со временем и мое поместье станет образцом подобного рода, — отозвался граф.

По его тону Сиринга поняла, что граф серьезно намерен заняться нововведениями и ничто не может поколебать его решимость.

После приятной прогулки они повернули обратно к дому, и граф заметил, что щеки девушки раскраснелись. Казалось, будто она светится от счастья.

Ее костюм для верховой езды был старым, изношенным едва ли не до дыр. Однако темно-синий бархат платья удачно подчеркивал белизну ее кожи, а треугольная шляпка придавала ее облику нечто такое, чего граф раньше не замечал.

Сиринга держалась в седле великолепно. Ее по праву можно было назвать прирожденной наездницей, способной подчинить своей воле даже самого своенравного скакуна.

— В моей конюшне много лошадей, — произнес граф. — Я намереваюсь расширить ее, и скоро у вас появится богатый выбор.

— Мне не нужен никто, кроме Меркурия, — ответила Сиринга. — Сомневаюсь, что найду коня, который был бы лучше его.

— Вы бросаете мне вызов, — улыбнулся граф. — Но я действительно согласен с вами, что Меркурий — превосходный образчик лошадиной породы.

— А вы знаете, что его подарил мне полковник?

— Вот как? Лично я слышу об этом впервые, — удивился Роттингем.

— Меркурий родился в конюшне поместья, — сообщила Сиринга. — Когда он был совсем маленьким жеребенком, полковник решил, что у него слишком много лошадей, и предложил мне на выбор пятерых жеребят, среди которых был и Меркурий.

— Вы сделали правильный выбор!

— Знаю, — согласилась девушка. — Видите, Меркурий сам направляется к дому?

— В любом случае, я вижу, что он как будто незримыми узами связан с поместьем, — заметил граф.

— Мне тоже нравится так думать, — согласилась Сиринга, глядя на величественное здание. Кингс-Кип высился прямо перед ними; от оконных стекол слепящими бликами отражался солнечный свет. По водной глади пруда величественно и неспешно скользили белые лебеди.

За несколько недель отсутствия графа сад расцвел, и теперь вишни и миндаль, усыпанные белыми и розовыми лепестками, придавали ему сходство со сказочным миром. Воздух в саду был напоен благоуханием белых и лиловых гроздьев сирени. Сад был настолько красив, что даже Сиринге, которая за много лет уже привыкла к нему, он показался краше прежнего.

Она тут же сказала себе, что это потому, что сейчас она очень счастлива.

Наконец они подъехали к дому и спешились. Конюхи отвели животных на конюшню, а Сиринга поднялась наверх, чтобы переодеться.

Когда она спустилась вниз, то, к своему удивлению, услышала громкие голоса: у входной двери стояло несколько мужчин. Она вопросительно посмотрела на Барнема, который, перехватив ее взгляд, поспешил ее успокоить:

— Это те самые итальянцы, мисс, с западной стороны поместья. Они ждут его светлость.

— Итальянцы?! — воскликнула Сиринга. — Я должна поговорить с ними!

Выбежав через дверь наружу, она увидела на нижней ступени лестницы примерно два десятка людей, главным образом мужчин.

— Да это же мисс Сиринга Мелтон! — с заметным акцентом воскликнул какой-то пожилой человек.

— Синьор Джулио, как вы поживаете? Что вы здесь делаете? Я думала, что вы никогда не выходите из своего дома и мастерской!

— У нас ужасные новости, синьорина! — ответил ей старик. — Действительно ужасные новости!

— Что же случилось? — спросила Сиринга.

— Нам велели уезжать, мисс Сиринга, приказали оставить дома и выметаться отсюда вон.

— Да кто вам мог такое сказать? — спросила Сиринга, и ей почему-то стало страшно.

Она знала живших в поместье итальянцев едва ли не с самого детства. Здесь даже образовалось нечто вроде небольшой итальянской колонии. Итальянские семьи обитали тут десятки лет с тех пор, как прибыли в Англию.

Многие старики уже умерли, зато другие подросли и обзавелись потомством. По мнению Сиринги, итальянцев было человек сорок-пятьдесят. По своему положению эти люди не слишком отличались от жителей соседних деревень и ухитрялись существовать на те скудные средства, что доставались им за счет местных заказов.

То, что им после стольких лет, прожитых в этих краях, было приказано уезжать, показалось Сиринге невероятной несправедливостью, и она нетерпеливо ждала, что ей ответит старый итальянец.

— Это мистер Хемпстер, мисс Сиринга. Он всегда нас недолюбливал и вот теперь приказал нам немедленно убираться отсюда. Но куда, ответьте, синьорина, куда нам податься?

— Это было распоряжение его светлости? — поинтересовалась Сиринга.

— Откуда нам знать, мисс Сиринга? Насколько я понимаю, мистер Хемпстер сейчас находится у графа. Он наш враг, жестокий, безжалостный враг, мисс Сиринга, да что мне вам говорить. Вы и сами это знаете.

— Да, да, разумеется, знаю, — подтвердила девушка.

Она посмотрела на лица мужчин, слушавших их разговор, и увидела в их темных глазах отчаяние.

— Я подумаю, что смогу для вас сделать, — пообещала она и, развернувшись, зашагала обратно вверх по лестнице.

— Где его светлость? — спросила она у Барнема.

— Разговаривает с мистером Хемпстером, мисс, у себя в кабинете.

Сиринга знала эту комнату — в ней полковник, после того как оставил службу, занимался хозяйственными делами поместья.

Она быстро прошла по коридору, но, подойдя к двери, на мгновение застыла в нерешительности. Впрочем, Сиринга тотчас пересилила страх, открыла дверь и вошла внутрь.

Граф сидел за столом. Перед ним стоял мистер Хемпстер.

Это был человек лет пятидесяти с красным лицом и крошечными жестокими глазками, близко посаженными и похожими на бисеринки. Сиринга никогда не жаловала его. В округе ходило немало историй о его грубости и жестокости по отношению к лошадям.

Граф не слишком любезно взглянул на нее:

— Я сейчас занят, Сиринга.

— Я пришла, милорд, чтобы… чтобы выступить в роли защитника.

От нее не скрылось, что в глазах графа промелькнула веселая искорка, а вот голос его прозвучал резко и деловито:

— Это дело касается исключительно моего поместья, и я хотел бы решить его так, как сочту нужным.

— По крайней мере, милорд, выслушайте хотя бы этих людей! — взмолилась Сиринга. — Или позвольте мне высказаться от их имени.

Прежде чем граф успел вымолвить хоть слово, мистер Хемпстер счел своим долгом бесцеремонно вмешаться в их разговор:

— Мисс Мелтон не в курсе этого дела, милорд.

Его слова явно вынудили Роттингема изменить свое мнение.