Евгений Ловчев родился 29 января 1949 года в поселке Крюково Московской области (том самом, что воспет в песне ВИА «Самоцветы» — в сорок первом там погибал взвод) в семье, которая не имела никакого отношения к спорту. Однако, как и большинство его сверстников, Евгений с детства стал заниматься разными видами спорта — от баскетбола до лыж. Но более всего он любил футбол, азы которого он сначала постигал в дворовых соревнованиях, а потом, летом 1961 года, узнав о том, что на Ширяевом поле (Сокольники) в Москве тренируются спартаковские мальчишки, он записался в спортивную секцию рядом с этой площадкой. Однако первое время тренер не хотел выпускать его на поле, поскольку не был уверен в том, что мальчишка надолго задержится в секции, — слишком далеко он жил. В один из таких моментов Ловчев даже расплакался. После этого тренер сжалился над ним и выпустил на поле. Но затем спартаковские ребята уехали на лето в Тарасовку, а Ловчева, как не зачисленного еще в команду, оставили дома. Но поскольку без футбола Евгений своей жизни уже не мыслил, он спустя какое-то время записался в новую секцию — на стадионе «Буревестник», что в Самарском переулке (на этом месте теперь стоит спортивный комплекс «Олимпийский»).

Уже на первой тренировке Ловчев отличился — забил два мяча. И тренер — знаменитый в прошлом защитник ЦДКА Иван Кочетков — сказал ему: «Завтра приноси документы. Заявляем тебя на первенство Москвы, будешь играть в нападении». Евгений так и сделал. На первенстве он действительно сыграл, но не нападающим, а защитником, поскольку в таковых команда испытывала явный дефицит. Это было первое крупное соревнование в жизни Ловчева. Победой оно не завершилось, но опыта будущий знаменитый футболист все-таки набрался. И с тех пор стал играть в обороне — на позиции полузащитника оборонительного плана.

Спустя несколько месяцев футбольную секцию при «Буревестнике» закрыли, и Ловчев перешел в команду ДЮСШ «Юность» Дзержинского района Москвы (тренер — Евгений Лапин), а чуть позже — в юношескую сборную РСФСР, а затем в так называемую экспериментальную сборную СССР («Буревестник»), которую тренировали Всеволод Блинков и Виталий Артемьев. Ее целью ставилось приобретение международного опыта молодыми талантливыми ребятами. Впрочем, Ловчев оказался невыездным (он тогда закончил ПТУ в Химках и работал на закрытом заводе, связанном с космонавтикой), а потому довольствовался матчами с одесским «Черноморцем» и ворошиловградской «Зарей».

Но именно там его и заметил Николай Николаевич Алексеев, который работал в «Буревестнике» доктором, а до этого — в московском «Спартаке» (в 1962 году он ездил со сборной СССР на чемпионат мира в Чили). Ловчев с ним подружился, и они часто стали проводить свободное время вместе. И вот однажды, осенью 1968 года, пошли попариться в Сандуны. А там, на удачу, в тот же день и час парился старший тренер «Спартака» Никита Симонян. В итоге сразу после бани, когда Ловчев вышел на улицу и ждал у выхода Алексеева, к нему подошел Симонян и заявил: «Женя, мы давно за тобой наблюдаем и хотим пригласить в «Спартак». Наш герой, естественно, растерялся: «Никита Павлович, я болею за «Спартак», мечтаю о «Спартаке», но, пока существует «Буревестник», не имею права его бросать…» На этом их тогдашняя встреча закончилась.

А через неделю «Буревестник» обыграл в товарищеском матче дублеров «Торпедо» с разгромным счетом 4:0, после чего Ловчева позвал к себе в кабинет начальник торпедовской команды мастеров Юрий Золотов. И говорит те же слова, что и Симонян: мол, переходи к нам. Но Ловчев, помня недавний разговор с Симоняном, был всеми мыслями в «Спартаке». И даже потом, когда в Спорткомитете решили «Буревестник» в полном составе передать в дубль московского «Локомотива», Ловчев и Сергей Ольшанский твердо стояли на одном — только в «Спартак»! В итоге 1 января 1969 года Ловчева зачислили в состав красно-белых. Причем в основной состав он попал достаточно быстро. По его же словам:

«Игроком основного состава я стал на предсезонном сборе в Гаграх. Конкретно — после контрольного матча с днепропетровским «Днепром». Еще точнее, мою судьбу, как я теперь понимаю, решил один-единственный эпизод. Наши центральные защитники в одном из моментов провалились, и форвард «Днепра» фактически выходил один на один с нашим вратарем. Я был далеко на краю, но все равно бросился догонять. И, к изумлению всех, догнал-таки его и успел выбить мяч. До сих пор помню, как Николай Петрович Старостин, смотревший игру из-за ворот, громко произнес: «Ну и скоростина!..» У меня действительно была высокая скорость. В контрольных забегах на 30 метров мои результаты иногда были даже лучше, чем у Олега Блохина — одного из быстрейших форвардов советского футбола. С того матча я твердо вошел в основной состав…

В «Спартаке» тогда образовалась замечательная средняя линия: Киселев — Папаев — Калинов. Как эти ребята дополняли друг друга! Папаев — технарь, Киселев — «рабочий». Калинов — импровизатор и организатор. К сожалению, они недолго играли вместе. Перед началом сезона-69 в «Спартак» пришел отличный вратарь Анзор Кавазашвили. В обороне справа остался Логофет, в центре защиты стал играть Вадим Иванов из «Динамо», последний защитник — Сергей Рожков. В Минске в игре с местными динамовцами ему сломали нос, и тогда на его место поставили девятнадцатилетнего Колю Абрамова. Это был талантище неимоверный! Но, увы, он не любил и не умел режимить… В атаке погоду делали Николай Осянин и Галимзян Хусаинов. Но самое главное — мы отлично понимали и чувствовали друг друга. Я уверен, что в «Спартаке»-69 вместе оказались футболисты, рожденные друг для друга…»

Отметим, что «Спартак» в 1962 году стал чемпионом СССР, в следующем сезоне взял «серебро», после чего откатился назад: в 1964-м и 1965-м стал 8-м, в 1966-м — 4-м (в том году ни одна московская команда не смогла войти в число призеров), в 1967-м — 7-м. В 1968 году «Спартак» снова заиграл интересно и мощно, завоевав серебряные медали. Он отстал от чемпионов, киевских динамовцев, всего на 5 очков. Киевляне тогда были сильнейшими — их тренер Виктор Маслов сумел создать из команды боеспособный коллектив, который был нацелен исключительно на победу. Выиграть у киевлян тогда было крайне сложно. Тот же «Спартак» в 1968 году так и не сумел этого сделать (сыграл вничью 3:3 и проиграл 0:1).

Однако в сезоне-69 именно «Спартак» сумел дать настоящий бой киевлянам. Команды тогда были разбиты на две подгруппы, причем «Спартак» и киевское «Динамо» попали в разное. В итоге обе команды стали лидерами: киевляне набрали 28 очков, «Спартак» — 31. А в финальных играх спартаковцы сумели дважды победить киевлян — один раз дома (2:1) и один раз в Киеве, где динамовцы не проигрывали последние два года (1:0). В итоге «Спартак» взял «золото», набрав 43 очка (у киевлян было на четыре очка меньше).

И снова послушаем Е. Ловчева: «Мы, молодые неженатые парни, играли тогда не ради денег. Ветераны прошли уже этот этап романтичного восприятия футбола. Игрой в футбол они кормили свои семьи. И требовали с нас в игре. Разумеется, между нами и ветеранами «Спартака» поначалу была определенная дистанция. Но постепенно, к середине сезона-69 (благо победы шли одна за другой), мы стали сближаться. В то время в «Спартаке» существовал такой обычай. На следующий день после игры мы всей командой шли париться в Сандуны. Массажист Слава Иванов рано-рано утром всех обзванивал по телефону. В бане мы пили пиво, обсуждали вчерашний матч, если кто-то напортачил в игре — ему выговаривали прямо в глаза, независимо от прежних заслуг. Потом всей командой шли в ресторан «София», что на улице Горького. Случалось, там и выпивали. Но не это главное. Все это в комплексе — баня, «София», откровенные разговоры — помогло нам создать в «Спартаке» настоящий коллектив…»