– А как же ваше начальство?

– Я хотел бы их тоже включить, но пусть это будет лишь для ваших ушей.

– Почему?

– У нас есть основания полагать, что винтовки предназначались кому-то из компании «Струанз».

– Кому? – резко спросил Данросс.

– Между нами?

– Да. Кому?

– Что вам известно о Линкольне Бартлетте и Кейси Чолок?

– На него у нас есть подробное досье. На нее – нет. Хотите? Могу предоставить копию при условии, что это тоже останется между нами.

– Конечно. Это было бы очень полезно.

Данросс нажал клавишу интеркома.

– Да, сэр? – послышался голос Клаудиа.

– Сделайте копию досье Бартлетта и передайте суперинтенденту Армстронгу, когда он будет уходить. – Щелчком Данросс выключил интерком.

– Мы не займем много времени, – заверил Армстронг. – Вы всегда заводите досье на потенциальных клиентов?

– Нет. Но нам нравится знать, чем они занимаются. Если сделка с Бартлеттом состоится, это будет означать миллионы для нас, для него, тысяча новых рабочих мест для Гонконга – фабрики здесь, склады, весьма значительное расширение – вместе с равноценными рисками. В бизнесе все составляют конфиденциальные справки о финансовом положении. Возможно, мы делаем это чуть более основательно. Ставлю пятьдесят долларов против сломанной шляпной булавки, что у него такая же справка составлена на меня.

– А там не упоминаются какие-либо криминальные связи?

– Мафия? – встревожился Данросс. – Что-то вроде этого? Боже милостивый, нет, ничего подобного. Кроме того, если бы мафия пыталась проникнуть сюда, то вряд ли это был бы десяток винтовок М-14, две тысячи патронов и ящик гранат.

– Черт возьми, вы прекрасно информированы. Даже слишком хорошо. Мы распаковали все это час назад. Кто ваш информатор?

– Вы же знаете, в Гонконге нет секретов.

– Ну, времена: нельзя доверять даже собственным копам.

– Мафия наверняка прислала бы оружия раз в двадцать больше, и это были бы пистолеты, в американском стиле. Но здесь мафия обречена на провал, что бы она ни предприняла. Ей никогда не удалось бы вытеснить триады. Нет, ни за что не поверю, чтобы это была мафия, – всего лишь кто-то из местных. Кто дал вам наводку об этой отправке, Брайан?

– Полиция токийского аэропорта, – сообщил Квок. – Один из их механиков проводил обычный осмотр – ты же знаешь, какие они дотошные. Он доложил своему начальству. Их полицейские позвонили нам, и мы попросили их пропустить самолет.

– В таком случае свяжитесь с ФБР и ЦРУ, пусть проверят весь маршрут до Гонолулу или до Лос-Анджелеса.

– С полетным планом вы тоже знакомы?

– Конечно. Это очевидно. При чем здесь кто-то в «Струанз»?

– И тот и другой преступник показали… – Армстронг вынул записную книжку и справился в ней. – Был задан вопрос: «Куда вы должны были доставить эти свертки?» Оба ответили, сформулировав это по-разному: «На пятнадцатый товарный склад. Мы должны были сложить свертки в задней части секции семь». – Он поднял глаза на Данросса.

– Это ни о чем не говорит. У нас самые большие складские площади в Кай-Так, и только то, что они доставляют груз на один из наших складов, ничего не доказывает – кроме того, что голова у них соображает. У нас проходит столько товаров, что без труда может проскочить чужой грузовик. – Данросс на миг задумался. – Пятнадцатый прямо у выхода: прекрасное место. – Он взялся за трубку. – Я прикажу службе безопасности заняться этим прямо сей…

– Прошу вас на какое-то время воздержаться от этого.

– Почему?

– Наш следующий вопрос, – продолжал Армстронг, – был: «Кто вас нанял?» Конечно, последовали вымышленные имена и описания, и они все отрицали, но скоро эти молодчики станут более сговорчивыми. – Он мрачно улыбнулся. – Один из них тем не менее сказал, когда мой сержант немножко покрутил ему ухо – не в буквальном смысле слова, конечно… – Он зачитал из записной книжки: – «Оставьте меня в покое, у меня очень важные друзья!» – «У тебя нет друзей в этом мире», – сказал сержант. «Может быть, но у Досточтимого Цу-яня и у Благородного Дома Чэнь есть».

Молчание затянулось и нависло тяжелой пеленой.

«Черт бы побрал эти винтовки», – в ярости подумал Данросс. Но лицо его оставалось спокойным, и голова соображала ясно.

– У нас работает более сотни Чэней, состоящих в родстве и нет. Чэнь – такое же распространенное имя, как Смит.

– А Цу-янь? – спросил Брайан Квок.

Данросс пожал плечами:

– Он один из директоров «Струанз», но входит также и в совет директоров «Блэкс», банка «Виктория» и более сорока других компаний, один из богатейших людей Гонконга, и его имя в Азии может притянуть наудачу любой. Как и имя Благородного Дома Чэнь.

– Ты знаешь, что существуют подозрения, будто он занимает весьма высокую ступень в иерархии триад, а точнее, в триаде «Зеленый Пан»? – спросил Брайан Квок.

– Все влиятельные шанхайцы состоят на подозрении. Господи боже, Брайан, ты ведь знаешь, что много лет назад триады предлагали Чан Кайши в обмен на поддержку его военной кампании против северных милитаристов[46] отдать им Шанхай, чтобы там заправляли только они. Разве «Зеленый Пан» не остается более или менее официально тайным националистическим обществом?

– Как ты думаешь, Иэн, на чем Цу-янь сделал первые деньги? – спросил Брайан Квок. – Свое первоначальное состояние?

– Понятия не имею. Тебе лучше знать, Брайан.

– Он сделал его во время Корейской войны, поставляя коммунистам через границу контрабандный пенициллин, прочие медикаменты и бензин – главным образом пенициллин. До Кореи у него не было ничего, кроме набедренной повязки и ломаной рикши.

– Это все слухи, Брайан.

– «Струанз» тоже заработал целое состояние.

– Да. Но было бы очень неразумно – во всеуслышание или в частной беседе – утверждать, что мы заработали его на контрабанде, – спокойно проговорил Данросс. – Действительно весьма неразумно.

– А разве это не так?

– Когда компания «Струанз» начинала свою деятельность сто двадцать лет назад, она имела некоторое отношение к контрабанде, как утверждает молва. Но это было почитаемое занятие, и мы никогда не нарушали британских законов. Мы законопослушные капиталисты и торговцы с Китаем и оставались таковыми в течение многих лет.

Брайан Квок уже не улыбался.

– Еще больше слухов ходит о том, что по преимуществу его пенициллин был плохой. Очень плохой.