– Маран почему выбрал-то это место – потому что там брод есть и дорога проходит. До другого пара миль, считай, на запад, оно им надо? А броды они здесь знают, не сомневайтесь. Плавать им тоже не с руки. Так что выйдут аккурат к броду. Там же должно расположиться не меньше двух десятков наемников – это ж самое опасное место.

Андрей на мгновение задумался и припомнил местность вокруг будущего села. Так и есть, не более чем в двух сотнях шагов от брода выходит овраг, по которому в Тихую стекают вешние воды, а после таяния снега этот своеобразный ручей пересыхает – просто здесь удобно стекать с холмов талой воде, вот за многие годы и образовался этот овраг.

Бешеная ночная скачка, да еще и не по дороге, а по нехоженому оврагу, где и рытвины, и норки грызунов и змей, – удовольствие весьма сомнительное, вот только выбора не было. Андрей заставлял коня идти чуть не в галоп, каждое мгновение ожидая, что лошадь запнется и полетит через голову, опрокидывая и всадника. Сзади он пару раз слышал звуки падения коней и приглушенное ржание страдающих животных: торбы, надетые на морды лошадей, сильно мешали им дышать, доставляя самую настоящую пытку, но они же не позволяли издавать слишком много шума, когда бедные животные взывали к справедливости. Воины наверняка тоже пострадали, но переносили увечья молча – если они и позволяли себе приглушенные стоны, то он их не слышал, а значит, не услышат и орки.

Овраг закончился как-то внезапно. Только что мрак давил с боков практически отвесными стенами оврага – и вдруг Андрей почувствовал, что тьма словно расступилась. Как в этой тьме, среди неясных теней всадников, Джеф и Робин смогли вычленить его, для Андрея осталось загадкой, однако они быстро оказались рядом.

– Многих потеряли? – прошептал Новак.

– Двоих или троих, – так же шепотом ответил Робин.

Как-то так само собой сложилось, что Джеф отошел на второй план, предоставив первую скрипку Атчесону. Поначалу удивившийся этому обстоятельству Андрей все же довольно быстро сообразил, что эти двое и раньше служили вместе, и ветеран просто уступил первую роль как своему бывшему командиру, так и воину, имевшему гораздо больший опыт. Хотя тут-то Андрей мог и поспорить: за год беспрерывных походов в степи Джеф приобрел изрядные навыки, а драться сейчас предстояло на открытой и ровной, как стол, местности – считай, в степи. Но менять что-либо на ходу было глупо, и он просто принял правила игры.

– Робин, твои как, управятся с луками из седла?

– Я бы на это не надеялся. Они привыкли твердо стоять на ногах.

– Тогда своих лошадей оставите здесь в овраге, а сами в цепь и выдвигайтесь к броду, на дистанцию уверенного выстрела.

– Сделаем.

– Джеф, мы остаемся пока здесь. Как только начнется, ударим, пока доскачем, лучники, что смогут, уже сделают – нам останется дать залп и ударить в копья. Только бы они не схитрили. Только бы вышли сюда. Дьявол, наемников предупредить не успеваем. Ну да не спят же они в самом-то деле.

Угра не был молодым воином, но и до убеленной сединой гривы старейшины ему было еще ой как далеко. В хижине родового поселка его ждала молодая жена, которую он взял после того, как его прежняя отправилась на встречу с духами предков, производя на свет его первого сына. У него уже были две дочери, но что такое бабы – бабы они и есть, а вот сын – это наследник и опора ему на старости лет, если он вообще состарится.

Воины редко доживали до седой гривы, но те, кто доживал, пользовались большим авторитетом. Выжить в суровом лесу, живя охотой, и пройти через множество походов, а после такой жизни дожить до старости мог далеко не каждый, а только самый лучший и удачливый – как не уважать столь заслуженного воина и не прислушиваться к его советам? Но до старости еще нужно было дожить, а ведь можно остаться и калекой, а какой из калеки воин и добытчик: если не смог обзавестись сыном и успеть его воспитать, то придется тебе жить милостью рода. Конечно, не бросят умирать с голоду, но будут презирать, а такая жизнь никому не нужна, – вот и вспарывают себе животы те, кто не способен о себе позаботиться и не имеет сыновей. Выпростав кишки, они наматывают их на родовой истукан, вырезанный из векового дуба еще пращурами, если не могут идти, то ползут, и чем больше кругов намотают, тем более почетной считается смерть. Это уже не позор, а достойный воина уход из жизни и последняя дань родовому знаку.

Поэтому Угра искренне радовался рождению сына и закатил большой пир, хотя утром и вознес на погребальный костер жену, не перенесшую родов. Потом, по обычаю, он принес родне жены богатые дары – за то, что их дочь, отдав свою жизнь, одарила его наследником, ну и откуп, чтобы привести к очагу новую спутницу: воину без жены обходиться нельзя.

Молодая жена любовно заботилась о сыне мужа, да и сама была в положении, так что если духи благословят, у него родится еще один сын: баб он больше не хотел. Хотя за хорошую невесту можно было взять богатый откуп, о прибыли он думал меньше всего: ему нужны были сильные и здоровые сыновья, и не один. Это бабы живут долго, и выживает их больше. Конечно, мрет их немало, когда рожают, и от других болячек, о которых воинам и знать-то не надо, – но все равно их больше, чем воинов. Молодняк – он ведь непоседлив: кто дольше просидит в холодном ручье, кто дальше прыгнет, кто выше залезет… Вот и умирают по дурости своей. Но взрослые не мешают этим забавам: из сыновей должны вырасти воины, а какой воин выйдет из мальца, если его как девку оберегать, – девка и вырастет, и ляжет позором на плечи главы семьи: уж лучше вознести маленькое тельце на погребальный костер, чем пережить подобный позор.

Этот поход был первым в этом году, а сколько их еще будет. В хороший год он успевал до пяти раз сходить на людской берег. Так уж сложилось, что их племя жило напротив этого клятого обрывистого берега, и чтобы пойти в поход, им нужно было либо пользоваться этим проходом, либо идти через земли этих проклятых черноногих, а в такой поход не больно-то и находишься, потому как сначала нужно бить этих собак, а уже потом отправляться на людскую территорию. Тогда уж проще сходить в поход на соседей, с которыми существовала вековая вражда. Правда, они не были столь богаты, как люди, да и орочье мясо не такое вкусное, как человечина.

Раньше на этих землях жили три рода их племени, но потом люди сумели выбить их отсюда, изничтожив эти роды под корень. В тот год погибло много славных воинов их племени, так как отстаивать территорию помогали всем миром, – конечно, немало и людей покрошили, но выиграть в той войне не смогли. Отец рассказывал, что дед говорил – мол, если бы совет старейшин племени не решил оставить эту землю людям, то племя ослабло бы настолько, что его подмяли бы под себя их «добрые» соседи. После той войны много лет племя было слабым и вело себя с соседями аккуратно, стараясь не задевать их попусту. Тогда было принято решение старейшин о том, что каждая женщина должна родить не меньше трех сыновей. Ох, что тогда творилось. Жаль, что он вырос гораздо позже, когда семья опять стала святостью. А в то время воины брюхатили баб направо и налево – конечно, и заботиться должны были о брюхатых, но зато один воин мог быть хозяином сразу в нескольких хижинах, он мог иметь хоть пять жен, если умел обеспечить, но обязан был содержать минимум двух. Да-а, славное время было, хотя и нелегкое.