— Да нет же, я на него все дни нарадоваться не могла. А он… Эх, вот и верь после людям.

Тамара Петровна все еще продолжала возмущаться, но Гарик с Лешкой ее не дослушали, а умчались назад в погреб.

— Не ездил он ни в какой банк, — опередив своего спутника, объявила Лешка. — Я же сказала, что никто ему не даст никакого кредита.

— Никто не даст, — просипел Николаша. Полностью протрезвев, сидя посреди лужи в мокрой одежде, несчастный пьянчужка всем телом дрожал от холода.

Лешке стало жалко бедолагу.

— Надо его на солнышко вывести. Помогите, пожалуйста.

Артем с Гариком взяли слесаря под мышки и приподняли. Вода хлынула с него ручьями, Николаша, как собака, отряхнулся и, еле двигая ногами в отяжелевших башмаках, медленно побрел к выходу.

— На жаре вы быстро высохнете, — с сочувствием сказала Лешка.

Жмурясь от яркого солнца, Николай Иванович уселся на ажурную зеленую скамью возле благоухающей клумбы с журчащим фонтанчиком. Подумав, снял с себя рубашку, обнажив загорелый торс, худые жилистые руки и плечи, покрытые синей чернильной татуировкой. По правому предплечью шла жирная надпись «Коля».

— Сидел, что ли? — ткнул в плечо мужика Артем.

— Ни в жисть, — обиделся Игнатьев. — То в армии, деды в первый год заставили сделать.

— В армии? И когда же вы служили? — недоверчиво спросил Ромка. — Уж больно свежая татуировка.

— Ничего не свежая, ей уже, считай, лет десять, — возразил мужик.

— А сколько же лет вам было в армии? — удивился Артем.

— Служить пошел на два года позже. Двадцать. Ромка недоверчиво покачал головой.

— Так что, вам сейчас тридцать?

— Тридцать один.

— Не может быть! — в один голос воскликнули мальчишки. А Лешка подошла поближе и пристально вгляделась в Игнатьева. Она тоже думала, что ему никак не меньше сорока, а то и пятидесяти лет, но при ближайшем рассмотрении он и вправду оказался совсем не старым.

— Не веришь, что ли? — воззрился на нее мужик. — Это меня жизнь несладкая потрепала. Хошь, я тебе паспорт покажу? — Он полез в карман мокрых брюк, потом в другой и, сморщившись, пробормотал: — Куда ж я его подевал-то? Ах, да, отдал этому, как его… Максу.

— Максу? Ну да, я помню, — воскликнул Ромка.

Друзья переглянулись. Всем в голову пришла одна и та же мысль. Максу тоже было около тридцати. А не мог ли он пририсовать себе на щеку красное пятно и чуть-чуть изменить внешность? Тогда и фотографию переклеивать не надо, потому что, увидев особую примету, люди не станут приглядываться к другим чертам лица, глазам там или форме носа. А то, что Макс высокий, а мужик маленький, тоже ничего не значит, в паспорте-то рост не пишется. А уж возможностей воспользоваться печатью у него было сколько угодно, куда больше, чем у Николая Ивановича.

— Не помнишь, Макс тринадцатого в Москву ездил? — спросил Ромка у Гарика.

— Он каждый день туда ездит. Но вчера-то его здесь не было, и сегодня тоже.

— Это еще ни о чем не говорит. Он запросто мог воспользоваться твоим тайным ходом и проникнуть сюда незаметно. Лаз-то мы им с Денисом сами показали, когда прямо перед ними на дорогу вылезли.

Тамара Петровна, не дождавшись ребят, вышла из дома и воззрилась на Николая Ивановича.

— Нашелся? И где ж ты был?

— Я-то? В хозблоке… В гараже… — мужик с мольбой покосился на ребят, но они и не собирались его выдавать.

— Странно. Не слышал, что ли, как я тебя зову? — недовольно сказала Тамара Петровна, но заметно успокоилась. К счастью, издали не было заметно, что мужик сидит в мокрых брюках.

— Вам надо переодеться, — посоветовал Гарик, но слесарь махнул рукой:

— И так высохну.

Сердобольная Лешка сбегала на кухню и принесла оттуда большую кружку горячего крепкого чая.

— Выпейте, вам легче станет, заодно и согреетесь.

Пока она возилась с вымокшим слесарем, ребята поднялись на небольшое крыльцо над гаражом и столпились у входа в апартаменты Макса. Ромка подергал дверь, но она оказалась закрытой.

— А ты говорил, что у вас ничего не запирается, — уличил он Гарика.

— Так и есть, — удивился мальчик. — Зачем что-то запирать, когда кругом охрана? Может быть, она сама, случайно, захлопнулась? Не волнуйся, все ключи у нас на кухне хранятся. Сейчас принесу.

Но вернулся он с пустыми руками и обескураженным лицом.

— Ключей нигде нет. Макс их, наверное, с собой забрал.

Ромка заглянул в наглухо закрытое жалюзями окно, снова безуспешно подергал дверь. Замочная скважина, в отличие от дверей в доме, здесь была самой обычной.

— И почему мы сюда раньше не пришли и не проверили, нет ли здесь каких улик, а то и самого Никиты? Сюда его куда проще допереть, чем до лаза. Если только Макс с Денисом не сговорились и не вывезли его отсюда в багажнике. Ты сам-то как думаешь, могло такое быть? Ты же их лучше нас знаешь.

— Не такие уж они и друзья, — ответил Гарик. — Просто Денис, я тебе об этом говорил, Макса в Москву подвозит. Но кузена нельзя подозревать. Он хороший.

— А Макс?

— Макс? — Гарик немного подумал, а потом сказал: — Макс, наверное, тоже, но с ним я знаком недавно, а с Денисом — всю жизнь.

— Паспорт-то у Николаши взял Макс. И дверь свою зачем-то запер. Это очень, очень подозрительно. — Ноздри у Ромки раздувались, как у гончего пса, не в пример Фреду, который, вывалив язык, понаблюдал за ними снизу, понаблюдал, но подняться вверх поленился да и отправился отдыхать в тенек.

— А давайте Максу позвоним и спросим, куда он дел паспорт, — предложил Гарик. — Интересно, что он нам на это скажет.

— Успеется. Сначала выясним, зачем он запер свою дверь. Замок, мне кажется, не очень сложный, — сказал Ромка и побежал за своими отмычками.

Притащив железяки с крючками, он стал попеременно совать их в замочную скважину и вертеть крючочками в разные стороны. Но несмотря на все его старания, замок никак не поддавался.

— А тебе часто приходилось взламывать двери? — уважительно разглядывая железки разной длины и толщины, поинтересовался Гарик.

— Ну, как тебе сказать, — кряхтя, ответил Ромка. — Я уж и не помню.

Лешка хотела было сказать, что и вспоминать ему не о чем, так как пока не было случая испытать инструменты на практике, разве что на их собственной двери, но выдавать брата не стала. А Ромка так усердно трудился, что не заметил, как к ним на крыльцо поднялся Николай Иванович в почти высохших на жарком солнце мятых штанах.

— Дай-ка я попробую.

Тамара Петровна была права, руки у Николаши и впрямь оказались золотыми. Слесарь вынул из кармана маленькую проволочку и еще одну железку, что-то подцепил внутри замка и со словами: «Тут и делать нечего», — распахнул дверь.