– Долга перед Римом? – Макрон с сухим смешком мотнул головой. – Ты думаешь, Нарцисс в самом деле самоотверженно служит интересам Рима? Он заботится прежде всего о себе, не беспокоясь, через сколько трупов при этом переступает.

Впервые за все время сдержанность изменила Септимию. Он гневно обернулся и уставил на центуриона палец:

– Мой отец всю свою жизнь посвятил служению Риму! Императоры приходят и уходят, а он сохраняет постоянство в служении империи и делает все, что в его силах, оберегая ее от врагов внешних и внутренних.

– Готов поспорить, то же самое утверждает и Паллас.

– Палласа Рим не интересует, – пафосно возразил Септимий. – Его занимают лишь власть и собственное богатство.

Вмешался Катон:

– Не могу не заметить: на своем служении Риму Нарцисс неплохо нажился. Ходит молва, что он один из богатейших граждан города. Я, кстати, слышал, что он ссужает внушительные средства и кое-кому из знатных персон в Британии. Это правда?

Септимий на секунду-другую потупился, а затем кивнул:

– Не скрою, это так. Но это же можно сказать и про многих других.

– Включая Палласа?

– Как раз нет. Во всяком случае, теперь. Свои займы он в конце прошлого года перепродал другим дельцам. И за этим решением стоит четкий резон. – Септимий поглядел на Катона. – Он замышляет против наших интересов здесь, в Британии. То есть совершает государственную измену.

– Серьезное обвинение. Будь добр, объяснись.

Септимий сплел перед собою пальцы, после чего тихо и серьезно заговорил:

– Вы, должно быть, слышали историю о том, как пришел к власти Клавдий. Когда его предшественник пал от рук Кассия Хереи[13]и его сообщников, это ознаменовало конец императорской династии. Риму предстояло снова стать республикой. Тогда до преторианской гвардии дошло: ей теперь грозит упразднение. Без особы императора, которую надлежит охранять, ее расформируют по легионам. Прощайте, щедрые выплаты и привилегии… И вот гвардейцы выбирают из уцелевших остатков императорской семьи Клавдия и провозглашают его императором. Может ли сенат чем-то возразить десяти тысячам вооруженных до зубов преторианцев? Ответ очевиден. Так этот человек стал императором Клавдием.

Но этот выбор едва ли можно было назвать всенародным. Свой титул Клавдию предстояло оправдать. Нужна была великая победа, которую можно было запихать в глотку сенату, и при этом показать народу Рима, что император способен потакать чаяниям подданных. Вот почему Клавдий вторгся в Британию. Это оправдывало законность его правления. Император завоевал остров, который не удалось покорить даже Юлию Цезарю. С этим нельзя поспорить. И вот почему вслед за этим в Британию хлынули люди и средства. Но покорение необходимо закрепить. Британия должна стать смиренной провинцией империи. Если мы здесь потерпим неудачу, правление Клавдия целиком себя опорочит. Враги императора осмелеют и решатся вновь проверить его на прочность. И если у них все получится, то Рим вновь погрузится в пучину распрей. Вы этого хотите?

– Если я верно припоминаю, – вклинился Катон, – Нарцисс был одним из тех, кто подбил Клавдия вторгнуться в Британию.

– И что?

– А то, что речь идет в такой же мере о безопасности твоего отца и его состояния, как и о судьбе Клавдия и Рима.

– Ну так что с того? В итоге все сходится в одном.

– Рад, что мы установили хотя бы это, – резко сказал Катон. – Так что к нашему чувству долга ты будешь взывать уже не столь безоглядно… Ну а теперь, в каких таких замыслах ты подозреваешь Палласа?

Септимий, протяжно вздохнув, невозмутимо продолжил:

– Мой отец полагает, что Паллас вознамерился привести эту провинцию к полному упадку. И готов сделать все, чтобы эта его затея увенчалась успехом. На острове у него есть лазутчики, стремящиеся вступить в сговор с Каратаком, чтобы сплотить против Рима самые сильные племена. И если этот союз горцев с бригантами или иценами состоится, то сил у них окажется достаточно, чтобы совладать с нашей армией. Наши легионы будут оттеснены и опрокинуты в море, города и поселения – сожжены дотла, их жители – перебиты, Рим – несказанно унижен, а Клавдий – посрамлен и сломлен. Его так или иначе сместят, а Риму, даже если и удастся избежать новой гражданской войны, что уже будет благом, откроется не лучшая перспектива: Паллас посадит на трон Нерона, рядом с ним – Агриппину, а сам из тени будет тянуть за все нити.

– Вместо Нарцисса, – едко вставил Макрон. – А заправлять этим театром станут новый император и вольноотпущенник, одержавший верх. Вот и вся разница.

– Ошибаешься, центурион. Даже в зените своих полномочий мой отец был частью коллегии советников, влиявших на императора. При Палласе же все будет сосредоточено в руках одного. А его путь к власти будет вымощен телами солдат здесь, в Британии. Погибнете вы, ваши товарищи и все остальные, кто сложит голову, защищая империю, когда наши враги наберутся смелости поднять оружие после нашего поражения в Британии. Таковы, в конечном итоге, ставки. И риск несказанно высок. Что бы вы ни думали о моем отце, вы не можете отрицать, что Рим в случае выигрыша Палласа окажется перед лицом бедствия.

Макрон с минуту стоял в задумчивости, взвешивая доводы имперского соглядатая. Затем он повернулся к другу:

– Ну, что думаешь, мой герой?

– А то и думаю, что выбора у нас нет, – скупо улыбнулся Катон. – Ни туда, ни сюда. Похоже, Нарцисс втянул нас в очередную переделку… Скажи мне, Септимий, и скажи без утайки: он знал, на что посылает нас, когда мы получили назначение в Британию? Это изначально было частью его замысла?

– Нет. Слово даю. Отец понимал, что его влияние на императора постепенно идет на убыль. И вас он сюда послал для вашей же безопасности.

– Тогда я так и подумал. Однако теперь, уж извини, уверенность моя не столь крепка. Уж слишком много совпадений.

– Вот-вот, и я так думаю, – поддакнул Макрон.

– Думайте, что хотите, – парировал Септимий, – но это правда.

В палатке нависло молчание: все трое взвешивали положение. Спустя какое-то время Катон зашевелился и скрестил на груди руки.

– Вопрос в том, что нам делать теперь? У тебя наверняка есть какой-то план. Не с пустыми же руками ты сюда шел…

– Да, есть кое-что. – Септимий слегка откинулся и провел пятерней по волосам. – Я подкупил одного знатного воина бригантов, чтобы тот присматривал за Венуцием, супругом правительницы Картимандуи. Похоже, это он увещевает ее сойтись с Каратаком. Она же пока проявляет осторожность. У нее союз с Римом, что дает ей постоянный приток серебра и обещание военной поддержки в случае необходимости. Но вместе с тем она и для Каратака дверь не закрывает. Женщина, безусловно, умная, но в шатком положении. Если она двинется на Каратака, то добрая половина ее людей перейдет в стан врага вместе с тем же Венуцием. Если же двинется на нас, то войско бригантов возглавит ее муж, а по окончании затребует себе всю власть. Куда ни кинь, везде проигрыш. А потому все зависит от удержания расклада таким, какой он есть. Если мы лишимся поддержки бригантов, то потеряем провинцию, а значит, и всё остальное. В случае везения мой соглядатай при дворе правительницы предупредит меня загодя, и тогда можно будет известить об опасности полководца Остория.