воспринимаются как ставшие «моим». Но достаточно скоро часть того, что было потреблено, превратившись в экскременты и мочу, исторгается, а оставшееся в теле определенно покидает сферу нашего чувства собственности после смерти. Таким образом, смерть служит прояснению значения непостоянства и пустой природы тела.

Наступает время, когда дыхание останавливается и тело умирает. Если его оставить под открытым небом, то оно будет проходить через стадии разложения трупа, описанные в Сатипаттхана-сутте. Припомнив тот визуальный образ трупа, который мы решили использовать, с каждым дыханием мы можем осознавать, что это может быть нашим последним дыханием. Возникает ощущение, что мы можем умереть прямо сейчас, в результате чего постепенное разложение нашего тела начнется очень скоро. Мы не можем быть уверены в том, что наше дыхание будет продолжаться и после того, что происходит в данный момент. Когда эта неопределенность постигнута, мы больше не воспринимаем дыхание как само собой разумеющееся.

Для непосредственной практики я, в частности, рекомендую соотносить этот вид осознавания со вдохом. С каждым выдохом, с другой стороны, мы можем развивать отношение расслабления и отпускания, как можно лучше упражняясь во встрече с моментом смерти. При помощи этих двух компонентов практики становится возможным тонко настроить данный метод в соответствии с нашей индивидуальной необходимостью. Настройка может происходить посредством большего обращения внимания на вдох или на выдох. Но это ни в коем случае не означает изменение продолжительности дыхания, которое остается естественным. Суть лишь в том, куда направить внимание ума.

Иногда факт неизбежности смерти не вполне проникает в ум. Когда же это отмечают со вниманием, мы можем делать больший упор на вдох и на тот факт, что это может быть нашим последним вдохом. Иногда ум может приходить в возбуждение. Когда мы замечаем это, можно делать больший упор на выдох, отпускание и расслабление. Таким образом, становится возможным настроить практику так, чтобы достигнуть прогресса без потери равновесия ума.

Обращение к неизбежности своей смерти посредством практики, которую я обычно называю «смерть и дыхание», в которой связывается определенность нашей смерти с ощущением дыхания, – это встреча лицом к лицу с неведением. Вряд ли есть что-то еще, что люди предпочитали бы игнорировать больше, чем собственную смерть. Именно этим объясняется защитный механизм, который был выявлен в связи с Теорией Управления Страхом. Поэтому не удивительно, что этот вид медитативной практики провоцирует соответствующую реакцию. Неправильно было бы ожидать, что все будет проходить гладко.

Тяжелая природа этой практики смягчается благодаря подготовительной работе, выполненной после двух предшествующих созерцаний тела. Развитие непривязанности через созерцание частей тела облегчает уменьшение отождествления с телом, чья пустая природа раскрывается благодаря созерцанию элементов. Оба этих упражнения приводят к отношению к телу, в котором меньше привязанности и чувства собственности. Это, в свою очередь, готовит основание для способности смотреть прямо на тот факт, что это тело в конце концов распадется, и оно точно не избежит этой участи.

Вполне возможно, что данная практика будет приводить к определенной реакции. Обычный тип реакции – это рассеянность ума и отсутствие ясности. Это происходит, когда неведение проявляет свою вводящую в заблуждение силу. В этот момент факт неизбежности смерти просто не может воздействовать на ум. Мысли в уме кажутся пустыми фразами, и это упражнение кажется бессмысленным. Полезно отмечать, что это то, чего и следовало ожидать. Силы неведения долгое время контролировали ум. И поэтому вряд ли следует ожидать, что они просто отступят и исчезнут. Напротив, необходимо постоянно прикладывать усилие, чтобы уменьшить это неведение и однажды избавиться от него.

Полезным инструментом для этого является придание важности нахождению в данном моменте. Он противодействует склонности неведения превращать практику в то, что делается автоматически. Открытое для изменяющейся природы текущего момента переживание помогает нам избавиться от режима автопилота. Когда это достигается, осознавание хрупкости данного момента может быть представлено благодаря вспоминанию о нашей зависимости от дыхания.

Размышление о том, что следующее дыхание может быть последним, далее может усиливаться через добавление еще одного размышления: «Даже если это дыхание не последнее, оно определенно приближает к смерти». Мы не знаем, когда случится смерть, но мы знаем, что она обязательно случится. С каждым дыханием мы определенно приближаемся к моменту своей смерти. Дыхание прямо теперь сокращается на одно дыхание, пока, в конце концов, мы не окажемся «без дыхания».

В этом нет ничего удивительного, ведь смерть – это подарок на день рождения, который каждый человек получает в тот момент, как он появляется на свет. Тем не менее, требуется огромное мужество и усилия, чтобы встретиться лицом к лицу с тем, от чего люди обычно бегут.

Другой инструмент, который следует применять осторожно и осмотрительно, это задержка дыхания. Мы выдыхаем и короткое время не вдыхаем снова. Так, ненадолго задерживая дыхание, мы очень скоро отмечаем потребность снова вдохнуть. Это помогает нам яснее увидеть неустойчивость нашего физического существования и неопределенность в связи с возможностью сделать следующий вдох.

Удерживание дыхания не должно становиться постоянной формой практики. Иными словами, это предложение не означает призыв заниматься некоторой формой задержки дыхания, поскольку это связано с риском упустить из виду главную характеристику практики внимательного наблюдения в общем, каковой является невовлеченное наблюдение. В связи с дыханием это означает, что целью является наблюдение за дыханием как есть, а не влияние на него. Однократная задержка дыхания скорее похожа на будильник, цель которого состоит в том, чтобы будить нас. Бессмысленно, если будильник будет звонить постоянно. Он выполняет свою функцию, когда мы просыпаемся. И точно так же, когда одна задержка дыхания пробуждает нас к пониманию неустойчивости нашего существования, далее мы продолжаем развивать осознавание этой неустойчивости с нормальным дыханием, не вмешиваясь в него.

Противоположный тип реагирования под влиянием неведения – это страх и беспокойство: «Это слишком много, я не могу это вынести!» Когда это происходит, мы немедленно делаем упор на отпускание и расслабление. Успокаивая ум и обнадеживая себя в том, что мы способны смотреть в лицо истине о неизбежности нашей смерти, можно постепенно устранить склонность к беспокойству.

Соприкосновение с неизбежностью смерти

В Дхатувибханга-сутте (Dhātuvibhaṅga-sutta) делается ссылка на тип ощущения, переживаемый приближающимся к смерти опытным практикующим, как на отдельную категорию, активизирующую его созерцание подобно тому, как три типа ощущения рассматриваются во второй сатипаттхане (которая будет описываться в следующей главе). Структура этого неизменно такова, что когда чувствуют определенное ощущение, то знают: «Я чувствую этот вид ощущения». И здесь эта структура применяется к ощущению, квалифицируемому как «окончание жизни» (jīvitapariyantika; MN 140).

Те, кто действительно были близки к