17 мая

Утром насчитал более 40 пулевых попаданий в нашу кучу, из них 4 – в комнату, а 2 – в склад с боеприпасами. На собрании коллективно решили убрать Очкарика из отряда. Отобрали у его жены автомат и снайперку. Сказали, чтобы убирался из Сараево в 24 часа или приведем приговор в исполнение. Искать его все равно никто не будет, ведь он русский. Иногда война делает нормальных людей придурками.

23 мая

Вчера нам дали зарплату – по 20 ДМ. Отмечали. Вечером решили съездить на ковровую фабрику за линию обороны. Вытащили гору ковров и паласов.

Сербы, когда их увидели, взбеленились, вызвали ментов. Но до стрельбы не дошло. Мы погрузили ковры в машину и спокойно отбыли на базу. Если продать по дешевке – по 100 ДМ за квадратный метр, то должно выйти примерно по 4000 ДМ на человека.

Акция

Неделю ребята сидели без дела. От безделья начинается психоз: пьянка, ругань, пальба. Саша не выдержал, сказал: «Хватит» – и на следующий день без разрешения воеводы мы отправились в Горажде. Накануне натовцы бомбили там сербские позиции. Поехали пять русских и итальянец. Когда приехали, была уже ночь.

Утром, выпив ракии, отправились на разведку. Полчаса тряслись по лесным дорогам, потом нас выкинули на одной из сопок, считавшейся сербской. Неподалеку – фабрика «Победа», выпускавшая патроны, взрывчатку. Шли цепочкой, дистанция – 5 метров. Попали под обстрел мусульманских пулеметов. Пули свистели над ухом.

Когда обстрел окончился, перебежками стали углубляться в мусульманский тыл. Заняли на сопке круговую оборону и поливали фабрику огнем. Командир разведки передал по рации с другой стороны перевала, что мусульмане покидают фабрику, и нам приказано ее занять. Что и было сделано. Никого из наших, слава Богу, не зацепило. А вот мусульманину пуля угодила точно в лоб.

Валера снял с убитого мусульманина униформу. В его ранце нашли нашу гранату Ф-1, патроны дум-дум. Хотели отрезать уши, но передумали, сбросили тело с обрыва. Отыскали 60 литров спирта – сербы и мусульмане его не пьют. Чудаки – говорят, что отрава.

5 суток простояли на фабрике, потом приказали отходить: ооновцы выдвинули ультиматум. И тут мы повеселились на славу: жгли, взрывали корпуса.

Вернулись в Пале, шли по улице. Итальянец зашел в развалины справить нужду. А Валера, недолго думая, кинул в окно пластиковую гранату. Раздался взрыв, итальянец выскочил оттуда без штанов. Мы как стояли, так и упали от хохота. Потом всю ночь пили в казарме, а наутро нас отвезли в Сараево.

24 мая

И сербы, и мусульмане, похоже, выдохлись и свой героизм показывают только через амбразуры. А ведь были когда-то зверские нападения и головы убитых врагов ставили на бруствер, а уши считались сувенирами. Наверное, война идет к завершению.

В РДО мечтают попасть в Австралию. Разговаривают только об этом.

29 мая

Раннее утро, рассвет над Сараево. В это время стрельба стихает, обе стороны идут на отмор (отдых). Смотрю, как просыпается город. Здесь нет солнечных бликов: вместо стекол в окнах – полиэтиленовая пленка. Некоторые окна затянуты зеленой тканью или забиты фанерой. Во многих домах нет света и воды. Люди живут в страхе. В высотках прячутся снайперы.

Нет, война – это дико, она губит людей, они теряют чувство разума, становятся дикими, сумасшедшими. Да, мы, наверное, плохие: стреляем, пьем, продаем оружие за территорию Боснии, мародерствуем, сжигаем дома. Но ни один русский здесь не убил мусульманского ребенка, женщину или старика.

У меня, по-моему, едет крыша.

5 июня

Вчера в 12 часов дня на высотке у Олова погиб наш командир Саша Шкрабов. Пуля вошла в шею выше воротника бронежилета и застряла в задней стенке. Смерть была мгновенной. Он находился в 50 метрах от мусульманских позиций. Никто не знал, что там окопались «Ласты» – мусульманские смертники. Эх, Саша, Саша, ты ведь сам учил нас, что нельзя высовываться из того места, откуда стреляли более трех раз.

Высоту не взяли, пришлось отойти.

19 июня

Вот уже 3-й день мы находимся на позициях. Прямо перед нами, в 5 метрах, мусульманская земля – молодой ельник, а в 60 метрах – мусульманский бункер.

Первая ночь здесь была для меня каторгой. Вспоминал Сашу, который погиб в 2 километрах отсюда. Меня впервые посекла измена (на жаргоне наемников это означает, что человек перестал владеть собой. – А.Ч.), начались галлюцинации. Говорят, я всю ночь разговаривал с Сашей. Это был финиш – я думал, что сойду с ума.

По-моему, навоевался вдоволь. Суперменом я себя не почувствовал, но этих 3 месяцев мне хватит, наверное, на всю жизнь. Многому здесь научился, много настрелялся, стоптал две пары сапог. Сыт по горло природой Балкан и этими превосходными горами.

30 июня

(Запись сделана таким почерком, что пришлось едва не расшифровывать. – Авт.)

Бардак. Кругом в квартире гильзы. Орет музыка. Не хватает только взорвать бомбу. Если нужно, могу взорвать прямо в квартире. И не дай Бог, кто-то что-то мне возразит. Только что один серб сказал и за это поплатился… Идет война, и жизнь для меня – мусор, как и своя собственная.

20 июля

Сидим под хмельком и поем русские песни. Тоска. Да, в Сараево появился Очкарик. По-моему, он приехал сюда в последний раз. Ему сегодня подписали смертный приговор. Ребята пошли приводить его в исполнение. Как это мерзко. Какая это грязь.

21 июля

Приходили из милиции и сказали, что Очкарику пришел конец. Ребята сделали свое дело. Расстреляли прямо в кафе. Его не жаль, но рядом сидела Лена, его жена. Ее зацепило тоже, а она была беременна. Кто следующий? Все, завтра еду в Пале.

30 июля

Вуковар. Наконец вырвался из этого дерьма. Но чего мне это стоило. Сегодня наши ребята провожали меня с УНПРОФОРом. Какое блаженство – снова почувствовать себя независимым.

2 августа

Саратов. Я – дома. Сон это или явь? Может быть, наступил конец моим приключениям. А может, это только начало? Бог знает…

На сороковины Петра Малышева собрались друзья, воевавшие с ним в Боснии. Смотрели видеозапись похорон, сделанную осенью 94-го в Сараево, пили за помин его души. Бывший командир наемников по кличке Ас вспоминал о днях войны и смертельном риске. И кто-то из сидящих в этой московской квартирке предложил возродить 2-й Русский добровольческий отряд (РДО-2), называемый еще «Царские волки».

Я познакомился с Петром Малышевым ровно за год до его гибели. Щуплый, с детскими голубыми глазами, он выделялся в ряду ражих баркашовцев, вышедших на плац перед Белым домом. Только спустя месяцы, познакомившись ближе, узнал, что на счету этого низкорослого парня, быть может, не один десяток убитых мусульманских солдат.

Биография его по-своему удивительна: влюбленный до экстравагантного в лошадей (в московской квартире, на первом этаже, он держал «списанную» скаковую лошадь); активист «Памяти», вместе с Осташвили учинивший известный скандал на вечере в ЦДЛ; боевик, воевавший в Приднестровье и в Боснии; продавец женских сапог на Арбате… Еще одно подтверждение избитой истины: нет на свете абсолютных злодеев – как нет и добрых гениев.