Джесс была ошеломлена. Почему Цезарио не сказал, что он уже в Лондоне? Ее сердце сжалось от дурного предчувствия. Никакого невинного объяснения ей просто не приходило в голову.

— В этом нет необходимости. Я надеюсь уже сегодня увидеть его. — Джесс положила трубку и взяла сотовый, чтобы позвонить Элис. Ее мобильный телефон тоже работал в режиме автоответчика, а по домашнему телефону ответили, что она гостит в Лондоне у друзей.

Второй раз за последние две недели Джесс почувствовала: ревность готова съесть ее заживо. Страх потерять Цезарио снова открыл двери ее самым худшим подозрениям. Был ли у Цезарио с Элис роман? Где они сейчас находились? В его квартире в Лондоне? Ужасная боль скрутила все ее внутренности.

Джесс была больше не в силах ждать, чтобы выяснить правду. Проглотив подступившие слезы, она решила немедленно отправиться в Лондон, заехать на квартиру к Цезарио и все узнать. Ей нужно выяснить, что происходит. Как она сможет спать ночью, если не будет знать, существует ли еще их брак или нет?

Хотя Джесс знала, что у Цезарио есть квартира в Лондоне, она ни разу там не была.

На машине она доехала до станции и села на лондонский поезд. Впервые в жизни ее укачало. Внутренний разлад выразился в физическом недомогании.

На вокзале она взяла такси и через полчаса бесконечных пробок добралась до ультрасовременной высотки. Поднимаясь в лифте на верхний этаж, Джесс смотрела на свое отражение в полированном металле и думала: неужели это она? Такая бледная и несчастная?

Дверь открыл Риго. Судя по его непринужденным манерам, ее визит ни в коей мере не мог стать для Цезарио чем-то неожиданным и неприятным. Джесс выпрямила спину и расправила плечи, говоря себе: она имеет полное право задавать неудобные вопросы отцу ее будущего ребенка. С этими мыслями она вошла в просторную комнату с панорамными окнами, из которых открывался великолепный вид на город.

Цезарио был на балконе. Стеклянные двери раздвинулись, пропуская его в комнату. Джинсы, черная майка, мокрые волосы зачесаны назад. Вероятно, секретарь все же сообщила о ее звонке.

— Джессика… — Голос его был странно тусклым, глаза усталые, настороженные.

— Думаю, фраза «Не ожидал тебя здесь увидеть» должна принадлежать мне, — перебила его Джесс, не желая показывать свою боль. — Я до последнего момента была уверена — ты по шестнадцать часов трудишься в своем миланском офисе.

— Сожалею, что пришлось солгать тебе.

— Но почему ты солгал?

— Вряд ли тебе хотелось бы это знать.

Джесс не могла принять такое объяснение.

— Был ли ты вообще в Милане?

— Я все время был в Лондоне.

— С Элис?

Он ошеломленно посмотрел на нее:

— С какой стати тут быть Элис?

— Я думала, у вас роман… — смущенно пробормотала Джесс. По его реакции было видно: любовной интригой с женой его кузена здесь и не пахло.

— Не говори глупостей!

— Может, не с Элис, может… с кем-то еще… — Джесс была не в силах сразу отказаться от своих подозрений.

— Боже мой, секс с кем-то после тебя?! Это последнее, что могло бы прийти мне в голову, — раздраженно буркнул Цезарио.

Эти слова рассеяли ее подозрения лучше, чем самый горячий протест.

— Откуда мне знать, что у тебя на уме! — Джесс всплеснула руками, подходя к окну. Призрак Элис и их отношений в прошлом висел над ней как дамоклов меч. Темные кудри взметнулись над плечами, когда она резко повернулась к нему: — Ты сказал, что будешь в Милане, и ты мне солгал!

— Не только в этом… Мне много чего пришлось скрыть от тебя.

— Хватит намеков, говори прямо! — перешла в наступление Джесс.

— Я действительно думал, что у нас может что-то получиться. Но… теперь я вижу: мое предложение к тебе было неверным ходом. Я был подавлен… искал выход… хотел отвлечься…

— Ближе к теме, Цезарио, — перебила его Джесс, гадая, чем он мог быть подавлен, и чувствуя гнев оттого, что брак для него был лишь поводом отвлечься. Он что, клоуном ее нанял?

— Восемь месяцев назад мне поставили диагноз, который означал — моя жизнь скоро закончится. У меня были проблемы с равновесием, со зрением. Я терял сознание. Сканирование показало опухоль мозга, — на одном дыхании выдал Цезарио.

— Опухоль мозга? — К такому повороту Джесс оказалась совершенно не готова.

— Хотя опухоль оказалась доброкачественной, мне сказали: после операции есть вероятность остаться инвалидом. Такого я допустить не мог. Я решил, что для меня качество жизни более ценно, чем ее количество, и… отказался от лечения.

Кровь отхлынула от ее лица. Несколько секунд Джесс пыталась осознать услышанное. Как далеко все оказалось от того, чего она ожидала и… боялась! Оказывается, бояться надо было совсем другого.

Джесс была ошеломлена.

— Твои мигрени… твой обморок на прошлой неделе…

Он кивнул:

— Да. Мое состояние ухудшалось быстрее, чем я ожидал, и становилось непредсказуемым. Поэтому я и приехал в Лондон, чтобы еще раз пройти обследование.

— Значит, ты знал, что скоро… умрешь, когда делал мне предложение… — прошептала Джесс, как только перед ней сложилась вся картина. — Когда просил меня родить ребенка, ты уже знал, что тебя здесь скоро не будет? Как… как ты мог так обмануть меня?!

Цезарио побледнел:

— Только тогда, когда ты сказала, что беременна, я понял, насколько это было эгоистично с моей стороны…

— Эгоистично и безответственно! Я знала — наш брак не на век, но я думала, ты сможешь быть отцом моему ребенку. Ты сам разрешил мне в это поверить!

Судя по всему, она одна оставалась в неведении. Стефано и Элис знали о его болезни. Теперь стало ясно, что означали те тревожные взгляды, которые Стефано бросал на своего кузена. Теперь стало ясно, чего добивалась Элис в тот день, когда Джесс случайно подслушала их разговор в гостиной.

«Элис пыталась убедить Цезарио рассказать о его состоянии мне, его жене», — запоздало сообразила Джесс. Разумеется, Элис не знала: их брак был браком по расчету.

— Расскажи мне все! — потребовала Джесс.

— Я не лгал, когда сказал: мне нужен ребенок, чтобы унаследовать Колина-Верде, — вздохнул Цезарио. — Мой дед составил сложное завещание. Согласно этому документу, после меня имение должно будет перейти к Стефано или к его сыну, если у меня не будет наследника… Да, я использовал этот момент… Но на самом деле я хотел ребенка, чтобы оставить ему все, что у меня было, — без этого моя жизнь вдруг показалась мне пустой и никчемной. — Он сделал движение рукой, словно взывая к ее пониманию, потом отвернулся. — Мне казалось, я рассуждаю здраво… а на самом деле был близорук. Я думал — делаю что-то хорошее, что-то стоящее…