— Обслуживание, — сказал он. — Но теперь мне надо самому ее прикурить. Давай присядем на минутку.

— О’кей. — Хадижа выбрала ближайший камень, и он сел с ней рядом, левой рукой обхватил ее за талию; они смотрели вдаль через пролив.

Даер был рад, что она выбрала для их пикника побережье пролива, а не пляж вдоль бухты, хотя там, вообще-то, было больше гарантий уединенности, чем здесь, где нипочем не скажешь, что возникнет из-за следующего мыска или кто может прятаться в скалах. Но ему нравилось, что вдали видна Европа, когда он знает, что сам — в Африке.

Он показал на большой гребень песочного цвета прямо напротив:

— Испания.

Она кивнула, важно провела пальцем себе по горлу:

— Плохо. Они тебя убивай.

— Что ты об этом знаешь? — с добродушным смешком сказал он.

— Я знай. — Она несколько раз качнула головой вверх-вниз. — У меня друзья приезжай сюда никогда не езжай обратно. Нехорошее билять место.

— Хадижа! Мне не нравится слышать такие разговоры от девушек.

— А?

— Больше так не говори при мне, слышишь?

Она казалась невинной и подавленной.

— Что у тебя так?

Он отшвырнул сигарету и встал:

— Замнем. Пошли, а то никогда не дойдем дотуда.

Он поднял корзинку. Поддерживать разговор с Хадижей было совсем не просто. Ему бы хотелось рассказать ей о многом: что компания американских мальчишек ни за что не вела бы себя так, как юные марокканцы, которых они недавно миновали. (Но поверила б она ему? Ее опыт общения с американцами ограничивался моряками, которые случайно вваливались в бар «Люцифер», лица измазаны губной помадой, а поспешно надетые брюки держатся на одной пуговице. Он не знал.) Ему бы хотелось рассказать ей по-своему, насколько она, как ему кажется, мила и почему он так считает, и чтоб она поняла, насколько большего он от нее хочет, нежели, как она привыкла, хотят мужчины.

Они вышли на широкую плоскую полку суши, где на стороне, что ближе к утесам, некогда был карьер. Поверхность укрывал высохший чертополох, а прямо сквозь него вела узкая тропа. Он по-прежнему шел впереди, против ветра, чувствуя, как тот его толкает всего, от лица до ног, словно огромное, невидимое любвеобильное тело. Тропа, пересекши поле чертополоха, поднялась и завилась между скал. Внезапно они свернули за угол, и перед ними открылось гористое побережье к западу. Под ними из воды отвесно поднимались громадные каменные глыбы.

— Осторожней, — сказал Даер. — Иди вперед, чтобы я за тобой приглядывал.

Впереди слева он различал пещеру высоко в вертикальной скальной стене. Из маленьких расщелин над ней вылетали птицы и влетали в них; рев волн заглушал все звуки.

Он удивился, увидев, что в пещере не грязно. Кто-то разводил костер посередине, и неподалеку валялась пустая жестяная банка. Ближе к задней стене пещеры, в углу, располагалось ложе из эвкалиптовых ветвей, устроенное, вероятно, месяцы назад каким-нибудь берберским рыбаком. У выхода лежал один скомканный лист из старой французской газеты. Вот и все. Он поставил корзинку. Теперь, после всего этого, он робел.

— Ну вот и пришли, — сказал он с ложным воодушевлением, повернувшись к Хадиже.

Она улыбнулась, как обычно, и осторожно прошла в угол, где каменный пол покрывали листья.

— Тут хорошо, — сказала она, маня Даера.

Она села, раскинув ноги, опершись на стену пещеры. Он собирался закурить сигарету, чтобы скрыть смятение. Но вместо этого тремя широкими шагами достиг ее, бросился во весь рост на трескучие листья и веточки и подался к ней, чтобы притянуть ее лицо к своему. Она вскрикнула от удивления, потеряла равновесие. Взвизгивая от хохота, она тяжко рухнула поперек него. Даже еще хохоча, она умело расстегивала на нем рубашку, расцепляла пряжку его ремня. Он перекатился и удержал ее в долгом объятии, рассчитывая ощутить, что ее тело на миг окаменеет, а затем медленно смягчится в наслаждении сдачей. Но все произошло не так. Она приняла его объятие, вернула его нажим одной рукой, а другой и дальше распускала на нем одеянья, стараясь стянуть их вообще. Он отодвинулся. Сел.

— Я сам займусь, — сказал он мрачновато и тут же стащил с себя остатки одежды. — Вот. Ну как? — Голос его звучал неестественно; он думал: если она собирается вести себя как шлюха, так я и относиться к ней, черт возьми, стану так же. — Теперь ты, — сказал он. И обеими руками принялся стаскивать с нее платье через голову.

Она вскрикнула и, отбиваясь, села.

— Нет! Нет!

Он посмотрел на нее. Неловко было сидеть голым перед этой дикоглазой марокканской девчонкой, делающей вид, будто защищает свою честь.

— В чем дело? — резко спросил он.

Ее лицо смягчилось; она подалась вперед и поцеловала его в губы.

— Ты лягай, — сказала она. — Платье оставь.

Когда он в недоумении повиновался, она прибавила:

— Ты плохой такой мальчик, но я тебе хорошо обделаю.

И действительно, еще через минуту она ясно дала понять, что никак не пытается защитить свою добродетель; у нее просто не было намерения снимать платье. В то же время она, похоже, считала совершенно естественным, что Даер должен быть раздет; более того, ей доставляло очевидное удовольствие гладить руками его тело, похлопывать и пощипывать его. Однако он был убежден, что, невзирая на нежное воркование время от времени, для нее все это — игра. Она была недостижима даже в глубочайшей интимности. «И все же вот оно. Она у меня, — думал он. — Чего еще я ждал?» Снаружи пещеры, под утесами, море билось о скалы; воздух даже здесь, наверху, был полон тонкой соленой дымки.

«Сад гесперид. Золотое яблоко», — думал он, пробегая языком по ее гладким точеным зубкам. Вскоре все стало так, будто он парил чуть над водой, там, в проливе, и ветер ласкал ему лицо. Шум волн удалялся все дальше и дальше. Они уснули.

Первой мыслью Даера по пробуждении стала та, что наступили сумерки. Он чуть приподнялся и осмотрел Хадижу: та спала тихо, одна рука под щекой, другая покоилась на его плече. Так она выглядела невероятно юной — не больше двенадцати. Охваченный огромной нежностью, он потянулся к ней, разгладил ей лоб и дал руке мягко проскользить по ее волосам. Она открыла глаза. Возникла мягкая, милая улыбка; выражение ли дружбы или бессмысленная гримаса? Пошарив в ветках и листве, он собрал свою одежду, вскочил и вышел из пещеры одеться. Небо еще больше затянуло тучами, солнце совсем исчезло, свет пригас. На ветру перед ним балансировала чайка, то и дело поворачивая голову поглядеть на скалы внизу. Его окликнула Хадижа. Когда он вошел, она передвинулась к середине пещеры, где сидела, вынимая из корзины свертки еды.

— Нет радио? — спросила она. — Маленькое радио?

— Нет.

— Одна американская дама я знаю у нее маленькое радио. Маленько. Бери на пляж. Бери в комнату. Бери в кафе на Соко-Чико. Слушай музыку каждый раз.