— Не надо кричать, мисс. Нет здесь никого. А если и есть, я позову мистера Пея — он придет и поймает его. — И взяла в руки ночник.

— Оставьте свет! — тотчас закричала она. — Умоляю, оставьте свет!

Я сказала, что только посвечу у двери — пусть сама убедится, что там никого нет, и, пока она рыдала и цеплялась за покрывала, я с дрожащим фитильком в руке подошла к двери, ведущей из спальни в гостиную, и — будто во сне — рывком отворила ее.

За дверью было темно. Гостиной не узнать: во всех углах громоздились какие-то смутные черные груды — как корзины с разбойниками в арабской пьесе «Али-Баба». Неужели я приехала из Боро в «Терновник» только затем, чтобы в конце концов меня зарезал какой-то вор?! А если вор попадется знакомый — ну, скажем, один из племянников мистера Иббза? Бывают же совпадения.

Так я стояла в темной комнате, настороженно озиралась, готовая в любую минуту, как только увижу вора, закричать: мол, не троньте меня, я своя! — но, конечно же, никого там не оказалось, в гостиной было тихо, как в Божьем храме. Убедившись в этом, я быстро подошла к двери в коридор и высунулась за дверь: в коридоре тоже тишина, слышно было лишь, как где-то в отдалении тикают часы да подрагивают оконные стекла. Но, доложу я вам, не очень-то приятно вот так стоять, в одной ночной рубашке, с чадящим фитилем в руке, посреди огромного спящего дома, где хотя и нет воров, но привидения наверняка водятся. Я захлопнула дверь, прошла через гостиную в спальню Мод, закрыла и эту дверь и, подойдя к кровати, поставила ночник у изголовья.

— Вы видели его? — спросила она. — Агнес, скажите честно, он там?

Я хотела было ответить, но осеклась. Потому что краем глаза заметила в углу, где стоял черный шкаф, нечто — длинное, белое, оно слабо мерцало и колыхалось на фоне черной дверцы... Ну, я ведь говорила вам, что у меня богатое воображение? Так вот, мне почудилось, что это мать Мод встала из могилы и явилась сюда — попугать меня. Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди, я завизжала, и Мод завизжала тоже и схватилась за меня.

— Не смотрите на меня! — кричала она. А потом: — Не уходите! Не оставляйте меня одну!

А потом я разглядела, что это за белое пятно, и чуть не запрыгала от радости.

Потому что это был всего-навсего кринолин: я прижала его хозяйской туфлей, чтобы закрыть шкаф, но пружина ночью расправилась, вышибла дверцу, та ударила о стену — этот грохот и разбудил Мод. Теперь кринолин висел в шкафу на крючке и чуть заметно колыхался. От звука моих шагов пружины зазвенели.

В общем, когда я все это увидела, то чуть не расхохоталась, но, поглядев на Мод, которая все сидела, глядя дикими глазами, белая как мел, и судорожно цеплялась за меня, я подумала, что жестоко с моей стороны смеяться, когда человеку так плохо. Я зажала рот ладонями, постаралась успокоить дыхание и тут почувствовала, что зубы у меня выбивают дробь. Мне почему-то стало жутко холодно.

Я сказала:

— Ничего страшного, мисс. Там ничего нет. Вам привиделось.

— Привиделось, Агнес?

Она положила голову мне на грудь и затряслась. Я отвела прядь волос от ее лица и прижимала ее к себе, пока она не затихла.

— Ну вот, — сказала я. — Теперь вы сможете заснуть? Дайте-ка я подоткну вам одеяло вот так.

Я попыталась ее уложить, но она только сильнее вцепилась в меня.

— Не уходите, Агнес! — сказала она вновь.

— Меня зовут Сью, мисс, — поправила я. — У Агнес скарлатина, и ее отправили в Корк. Вспомните! А теперь вам надо лечь, иначе вы простудитесь и тоже заболеете.

Тогда она посмотрела на меня, и глаза ее, по-прежнему черные, казалось, чуть потеплели.

— Не уходите, Сью! — прошептала она. — Мне страшно.

Она дышала как младенец, и руки у нее были теплые. Лицо гладкое, как слоновая кость или алебастр. Еще пара-тройка недель — и, если наш план удастся, она будет лежать на другой кровати, в сумасшедшем доме. Кто ее тогда пожалеет?

И я отстранилась от нее, но только на миг, а потом перелезла через нее и легла рядом под одеяло. Обняла ее одной рукой, и она прижалась ко мне. Что мне оставалось делать? Я сильнее прижала ее к себе. Она была такая нежная. Не как миссис Саксби. Совсем не как миссис Саксби. Скорее как ребенок. Она все еще дрожала, а когда ее ресницы коснулись моего лица, мне стало щекотно, как будто перышком провели. Потом дрожь прекратилась, и она заснула.

— Хорошая девочка, — сказала я очень тихо, чтобы не разбудить ее.

На следующее утро я проснулась за минуту до нее. Она открыла глаза, увидела меня, смутилась, но попыталась это скрыть.

— Я просыпалась ночью? — спросила она, не глядя мне в глаза. — Я говорила глупости? Говорят, я во сне иногда несу всякую чушь — другие храпят, а я вот... — Она покраснела и улыбнулась: — Но как хорошо, что вы пришли и посидели со мной!

Я не стала рассказывать ей про кринолин. В восемь часов она отправилась к дядюшке, а в час я пошла забирать ее — на этот раз помня об указующем персте. Потом мы погуляли по парку, побывали у могил и у реки, потом она занималась рукоделием, потом дремала, потом ее позвали ужинать, а я просидела у миссис Стайлз до половины десятого, когда пришла пора возвращаться и укладывать ее в постель. И снова было все как в первый вечер.

Она сказала:

— Доброй ночи! — и положила голову на подушку, а я в своей комнате стояла и прислушивалась, когда же щелкнет, открываясь, шкатулка, а потом, подкравшись к двери, смотрела, как она достает портрет, целует его и кладет обратно.

Но не прошло и двух минут после того, как я задула свечу, и из-за двери послышалось:

— Сью!

Она сказала, что не может заснуть. Что ей холодно. Попросила обнять, как вчера, и крепко держать, а то она снова чего-нибудь испугается во сне и проснется.

То же она говорила и на третий день, и на четвертый — и так каждую ночь.

— Вы не против? — спрашивала она.

Агнес никогда не была против, уверяла она меня.

— А вы разве никогда не спали вместе с леди Алисой, когда жили в Мейфэре?

Что я ей на это могла ответить? «Наверное, — думала я, — это естественно, чтобы хозяйка и служанка спали в одной постели, как простые девчонки».

С Мод это и впрямь получалось естественно. Больше она не кричала во сне. Мы спали рядом, как сестры. Да, совсем как сестры. Мне всегда хотелось, чтобы у меня была сестра.

И тут появился Джентльмен.

Он прибыл, наверное, недели через две после меня. Подумать только, всего две недели! — а время в «Терновнике» текло неторопливо, дни, похожие друг на друга как две капли воды, были такие размеренные и долгие, что один день там вполне мог считаться за два.

Однако я не скоро изучила особенности и привычки обитателей дома: понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к обществу других слуг, а им — привыкнуть ко мне. Поначалу я никак не могла взять в толк, почему я им не нравлюсь. Я обычно спускалась в кухню и здоровалась со всеми, кто там был. Например: «Добрый день, Маргарет. Привет, Чарльз!» (Это мальчик-слуга.) «Как поживаете, миссис Кекс?» (Это наша кухарка, я не шучу, ее на самом деле так звали, и никто и не думал над этим смеяться.) И Чарльз, бывало, глянет на меня испуганно, а миссис Кекс пробурчит в ответ: «Очень хорошо поживаю, благодарю вас».