class="p">– Говорил о том, что как хорошо мы поработали в этой пятилетке. Говорил, о новых задачах.

– Что он имел в виду, когда он говорил, о том, что хорошо поработали в этой пятилетке?

– Не знаю.

– Не ври.

– Может то имел в виду, что мы выпустили много продукции, справились с планом.

– Врешь, подлец. Он совсем другое имел в виду. Он говорил об ущербе, который нанесли стране, и который еще принесете. Зачем ты поехал в Запорожье? Это они тебя послали туда с заданием?

– Нет, я сам поехал, захотел строить новую линию.

– Врешь.

– Нет, честное слово, никто меня не посылал.

– Ты от нас не отвертишься, у меня есть показания твоих соучастников,– он схватил какие-то бумаги и потряс у меня перед лицом.– Но, если ты их покрываешь, то они выдали тебя с потрохами. Ух, какая ты гнида, да тебе же за это вышка светит.

– За что? – совсем уже перепугано спросил следователя.

– За то, что греблю Днепрогес хотели взорвать. – Если б рядом разорвалась бомба, этот взрыв бы меня менее шокировал, чем такое известие.

Мне хотелось сначала рассмеяться в его лицо, затем меня ужас пронзил от чудовищного обвинения. Я молчал.

– Что молчишь. Испугался, что тебя разоблачили? Давай, выкладывай все планы. Признание смягчит твой приговор.

– Но я ничего не знаю.

– Ах, ты сволочь! – услышал я крик, потом удар, еще удар.

Очнулся я в камере. Надо мной сидел Иван.

Иван вытирал мое лицо, смоченным полотенцем, а Карл преподнес мне кружку воды. После того как я пришел немного в себя, меня стали расспрашивать чего же следователи добивались от меня. Я им рассказал о том, как допрашивал меня следователь, и в чем меня обвиняли. Когда же я сказал, что меня хотят обвинить в заговоре, который своей целью взорвать греблю Днепрогеса, то всех это до крайности возмутила наглая фальсификация НКВД. Правда, на это реагировали арестованные по-разному. Бывший дворянин Лодочников был до глубины души поражен такой нечестной игрой органов власти, такого цинизма он ранее никогда не встречал. А вот инженер Рокотов уверял, что партия здесь невиновна, этим занимается группа отщепенцев, которые хотят дискредитировать Советскую власть. Об этом надо писать в ЦК партии, самому товарищу Сталину, что бы он разобрался с этими подонками. Но его осадил Иван Филипченко.

– Что вы Иван Степанович, расписываетесь о Сталине, ибо все он прекрасно знает, и сам он санкционирует такие расправы.

– Я запрещаю вам так говорить. Это недостойно советского человека и коммуниста.

– Я знаю, кто такой Сталин, и как он шел к власти, и потому говорю. Ведь кто такой Сталин был до смерти Ленина. Никто. На Одиннадцатом съезде партии, последнем на котором участвовал Ленин, при избрании членов ЦК партии он занял только десятое место среди кандидатов. Первое место заняли Ленин и Троцкий с одинаковым количеством голосов 477 депутатов, потом шли Бухарин, Калинин, Дзержинский, и только десятым был Сталин. Я освещал ход съезда тогда для газеты Правда и потому хорошо знал о всех событиях съезда, которые проходили перед глазами депутатов и за кулисами съезда. То есть этот съезд подтвердил, что в революции есть два полноценных лидера, с немного иными платформами. Но благодаря столкновению этих взглядов и рождалась истина революции, которая благополучно решала все возникавшие проблемы страны. Но Ленин только недавно пережил первый инсульт, и чувствовал, что недолго ему остается жить, силы оставляли его, конечно, надо было думать о наследнике. Понятное дело, после его смерти единственным лидером остается Троцкий, тем более за последнее время авторитет его поднялся, если на Десятом съезде за него голосовали 452 делегата, а за Ленина 478, даже за Сталина 458 делегатов, то сейчас Троцкий без сомнения был первый в списке. Недаром ведь Ленин предлагал ему пост Заместителя Председателя Совнаркома, то есть идти в его заместители. Но тот отказался, непонятно почему. Вообще-то у Троцкого были свои причуды, так, например, на заседаниях Политбюро он с словарем изучал английский, или вообще пропускал. Вот тогда Владимир Ильич и решил выдвинуть Сталина на должность Генерального секретаря партии, что бы оставить баланс сил. Но он немного ошибся, ибо Сталин тут начал плести интриги, отстранять от должностей неугодных партийцев-ленинцев , а ставить своих туповатых, но

проверенных людей. Также Сталин ограничивал доступ к Ленину неугодных ему людей, в первую очередь Троцкого, с мнением которого Ленин считался во всех вопросах. Тогда особенно, острой была полемика вокруг Внешторга, впрочем, там мнения обоих лидеров совпадала, а вот в партийном руководстве были некоторые разногласия. Троцкий настаивал на том, что бы развести партийные и хозяйственные функции, ибо шефство партии над экономикой должно привести к бюрократизации страны, что чувствовалось уже в то время. Недаром ведь Маяковский высмеял этот порок страны в стихотворении "Прозаседавшие".

К концу 1922 года Ленин понял, что происходят непонятные вещи, явно, не по его сценарию, потому и возникло "Письмо к Съезду", в котором он давал характеристику членам Политбюро и ЦК, возможным правителям страны, где первыми кандидатами назывались Троцкий и Сталин, и еще несколько проходящих кандидатур. Письмо должны были прочитать перед делегатами съезда, ибо в ЦК Сталин уже расставил своих людей, кроме того в письме предлагалось расширить состав ЦК до 50-100 человек, это делалось с целью, что бы убрать преимущество сталинских делегатов. С письмом вышла какая-то неразбериха, из-за чего Сталин выругал Надежду Константиновну Крупскую, жену Ленина, вероятно, она дала письмо не тем людям, которым доверял Сталин. Поэтому уже через несколько недель Ленин написал другое письмо к съезду, в котором рекомендовал сместить Сталина с поста Генерального секретаря, в связи с его грубостью и нелояльностью.

К сожалению, письма не прочитали на съезде, сразу после смерти Ленина, а только в 1926 году, когда Сталин уже выдвинул везде своих представителей, расправился с неугодными. По всем округам ездили его представители Сталина: Микоян, Каганович, Молотов, Ворошилов и другие, и требовали, что бы троцкисты не посылались на съезд. Вот благодаря таким интригам он и стал вождем, а теперь расправляется со своим противниками, ибо убедить их в своей правоте он не может в виду своей ограниченностью, но может, просто заставит их молчат. И мне, кажется, что это только начало террора, впереди нас ждет страшные времена.

Иван замолк. В камере возникла угнетающая тишина, которую прервал Рокотов.

– Я запрещаю вам так говорить. Это всё вражеская пропаганда, которая хочет очернить нашего вождя, товарища Сталина.

Меня еще несколько раз вызывали на допрос, правда, следователь изменился, он был постарше и в звании капитан.