Женщина с двумя кольцами принимается рассказывать о двух своих помолвках, но Фил не слушает. Он вынимает телефон, набирает текст, постукивает ногой… Он что, пытается сделать песню из душераздирающей истории этой милой леди? Хочется позвонить в 911 и сообщить о преступлении, однако встреча подошла к концу, пора пообщаться с кумиром, и я снова нервничаю. Все слоняются по залу, едят пончики, а твоя крыса направляется к выходу, и если я хочу приготовить тебе подарок до Рождества, нужно действовать.

Я кладу пончик на стол и бегу за твоей крысой.

Он идет к машине, я иду следом. И я смогу. Сейчас я НАРКОМАН ДЖЕЙ, ПОКЛОННИК. Я нервно покашливаю (он все-таки рок-звезда), чешу в затылке (а еще твой муж); он уже открывает дверцу, и я делаю вид, что споткнулся (ой!); он оглядывается через плечо и посмеивается надо мной; я извиняюсь, достаю из кармана «Мальборо Рэд» и заикаюсь, впервые заговаривая с Филом Димарко.

— Простите, — произношу я, — у вас… не найдется прикурить?

Он прислоняется к машине, прямо как на рекламных фотографиях для «Стонов и криков», и я жалею, что не нашел футболки с его группой, но что тут сказать, Мэри Кей? Разгар предпраздничной суеты, о быстрой доставке можно и не мечтать.

— Эй, ты цел? — спрашивает он.

Я киваю, от благоговения не в силах выдавить из себя ни слова, и он вручает мне свою зажигалку «Зиппо» с обнаженной девушкой (хороший папа, отец года), она выскальзывает из моих дрожащих рук на тротуар, он поднимает ее и сам поджигает мне сигарету, — слава богу, что ты сейчас нас не видишь. Я смотрю на него, как на древнюю святыню, и вдыхаю, и выдыхаю…

— Ого, я стою рядом с самим Филом Димарко! — говорю я.

Его лицо расширяется, словно кекс в духовке, и светлеет.

— Черт возьми, — отвечает он. — У нас тут филистимлянин.

— Простите… Черт. Я знаю, нам нельзя пользоваться настоящими именами.

— Ничего страшного, чувак, это круто.

— Я не могу не подойти к тебе. Я все сидел и думал, что мне здесь не вздохнуть и не пошевелиться, я умираю! — Ему понравилась цитата из собственной песни — все писатели в этом одинаково жалки. Он смеется, мне становится не по себе, но другого способа угодить тебе я не вижу. — Я уж думал, что обознался. Фил Димарко, самая недооцененная рок-звезда всех времен, сидит в двух метрах от меня, а я же просто… обычный парень. — Я роняю сигарету (нервозность берет надо мной верх), и он предлагает взять одну из его пачки. — Не могу поверить, что курю с Филом Димарко.

— А ты парень не промах, — говорит он. — Имя-то у тебя есть?

— Джей, — говорю я, радуясь, что хорошенько проработал своего персонажа.

Он обводит взглядом тротуар.

— Не бойся. Ты не единственный, кто меня рассекретил. Тут все знают, кто я такой. Как, говоришь, тебя зовут?

Чего еще ждать от человека, который не помнит, как называется любимая книга дочери?

— Я Джей. Господи боже, что ты здесь вообще делаешь?

— То же, что и ты, брат. День за днем.

— Но это же ты. Ну, то есть… Зачем тебе сюда приходить? И эта ерунда насчет Финикса… Как ты выдержал вообще?

Он хмыкает.

— Да уж, Финикс — отстой.

— Слушай, твои слова натолкнули меня на мысль. Однажды ты сказал Моджо, что не сможешь прожить шесть часов без игры на гитаре… — Я улыбаюсь. — Или секса.

Он смеется над собственной старой шуткой.

— Ну, это было давно, брат. Времена меняются.

На самом деле крыса знает, что ничего не меняется, и тут он прав. Я курю, уповая на то, что от одной сигареты не заболею раком; больно даже думать о том, как ты будешь тосковать, если я погибну. Он выпускает кольцо дыма, я тоже пробую — не получается (отлично), и стряхиваю пепел на стопку старых газет, повторяя за Филом, хотя это пожароопасно, Мэри Кей. Твой муж огнеопасен.

— Не могу удержаться и не спросить… — говорю я. — Ты сейчас над чем-нибудь работаешь?

— Конечно, черт возьми! Как всегда.

— Здорово, потому что я жду не дождусь нового альбома. И концертного тура. Все говорят, можно не ждать… А я всегда спорю. Я верю, что Фил Димарко вернется и снова заявит о себе.

Он ковыряет грязный ноготь.

— Ускорить процесс не получится. Каждый альбом появляется, когда приходит время.

Слова истинного прокрастинатора. Я киваю.

— Не рассчитывал тебя когда-либо встретить, ты ведь больше не гастролируешь…

— Мы сейчас не даем концерты, — говорит он. Бум. — А твой альбом в процессе, даю слово.

— Я должен спросить. Ты ведь… ты на собрании писал песню?

— Ты видел своими глазами. Понимаешь, я артист, я хожу на встречи за всей этой патетикой. А не для того, чтобы выставлять себя идиотом… — Только эта отповедь как раз и выставляет его идиотом. — Но, как артист, я получаю намного больше. Когда в тебе сидит зверь, его нужно кормить. А там много хорошего материала. Уйма.

— Как круто! — Я не ошибся. Он вор. — Слушай, я все хочу купить гитару… Наверное, «Шехтер». — Найдите себе новые игрушки. — Ты, скорее всего, мне откажешь… Но не мог бы ты меня проконсультировать?

Фил дает мне свой номер и заявляет, что ему пора домой, а потом цитирует собственную песню: «Она в твоей постели. Рядом ствол…»

— И вот тебе совет, как найти хорошую гитару «Шехтер»… — Беременная пауза. — Купи «Гибсон», чувак.

Я смеюсь, как будто шутка вышла остроумной, а он заводит двигатель. Неужели у меня получилось? Я влез ему в голову?

Включаю его ночной эфир — конечно же, Фил оплакивает праздники, тоскует по старым добрым временам, когда он мог посвящать все время своему истинному призванию, то есть музыке. Он страдает, Мэри Кей. И ты не в силах его утешить. Послушай его «шоу» и посмотри на его тело. Его татуировка гласит: «Сакрифил». Он пролил кровь за свою группу. Взялся за иглу ради нее. Однако твое имя не написано на его коже, и вам обоим пора это осознать.

На следующий день я прихожу в библиотеку и, даже не зайдя к тебе поздороваться, ныряю в глубину зала, но через час ты сама меня находишь. Резвая. Ты кладешь руки на мисс Телеггинс и сообщаешь, что Номи хочет на Рождество котенка.

— У тебя аллергия?

— Нет, я люблю кошек, только Номи скоро уедет… — Ты смотришь прямо в глаза. — А тебе нравятся кошки? — Мне нравится то, как ты планируешь нашу совместную жизнь и как стискиваешь мисс Телеггинс. Нервно. — Я спрашиваю, потому что у наших друзей… родились трое котят, и ты тоже можешь взять одного.

Ты хочешь, чтобы мы вместе завели котят, и я улыбаюсь.

— Я люблю кошек. Заманчиво.

Ты убираешь руки с тележки и говоришь, теребя пряжку ремня: