когда они обсуждали, где встретятся, чтобы пойти в школу вместе. — У нее даже глаза как стеклянные становятся, когда ты рядом. Так хлопала ресницами, я думала, они у нее отвалятся.

— А мне нравятся ее… ресницы, — широко ухмыльнулся Лаврик, как будто неожиданно довольный этим вопросом. — Они у нее большие и красивые!..

Ника и Егор одинаково сморщили носы.

— Да ну тебя! — сказала она. — Но уж лучше Эмилия, чем эта Утлик, которая прицепилась с нами в прошлый раз… — Ника бросила взгляд на Егора. Утлик была по его душу. — Всю дорогу болтала про «Иванушек» своих… хотя бы не пела, и на том спасибо.

— Да и на небе тучи, а тучи… — замурлыкал Лаврик, но тут же перестал и сосредоточился на главном, пытливо заглянул Нике в лицо. — Так, значит, Эмилию ты бы одобрила?.. Была бы не против?..

— Да я тебе что, я просто сказала, — дернула она плечом уже явно сердито. — Встречайся, с кем хочешь. Дело твое.

…Егор не любил такие их разговоры. Не признавался себе до конца, почему… но не любил.

В день праздника они забежали к Зиновьевым пораньше, за тортами, и клятвенно пообещали проводить Нику после вечера домой. В деревне не было опасностей, но не было и уличных фонарей, если не считать тех, что стояли у магазина, школы и на выезде из деревни. Приходилось носить с собой фонарики или брать провожатых.

Ника вышла из комнаты уже одетая в пальто и пахнущая духами и немного поспорила с мамой по поводу шапки — не хотела ее надевать, чтобы не испортить завитые локоны.

— Мам, я накину капюшон, — сказала, обматывая шею белым шарфом. — Все волосы помну, если в шапке пойду!

— А если простудишься?.. И опять накрасилась сильно. — Ника в последнее время стала по примеру других девчонок рисовать на веках густые черные «стрелки» и подводить глаза карандашом. — В девушке важна естественная красота, правда, ребята?

— Правда, — искренне поддакнули «ребята».

Ника тайком закатила глаза.

Они вошли в школьный коридор и сразу услышали доносящиеся со стороны класса музыку — Сашка Лапшин, взявший на себя обязанности диск-жокея, уже развернул колонки и готовил репертуар для танцевальной части вечера — и возбужденные голоса.

— Шампанским развлекаются, пока Амалии нет, — предсказал Лаврик, когда вслед за чьим-то воплем послышался взрыв смеха, который почти сразу же резко оборвался. — Лапша собирал деньги вчера, обещал притащить… Ник, а ты чего не раздеваешься? Идем!

Но она все стояла у гардероба и мялась, теребя пальцами пуговицу уже расстегнутого, но крепко запахнутого пальто. И только когда Лаврик спросил, глубоко вздохнула и все-таки сняла пальто с плеч — и Егор на мгновение остолбенел, увидев ее наряд.

Платье яркого синего цвета облегало фигуру и спадало до колен мягкими складками. Золотистый пояс подчеркивал тонкую талию, скромный округлый вырез был отделан кружевами, как и рукава, доходящие до середины предплечья. Волосы Ники, казалось, светились на фоне этой глубокой синевы, а карие глаза будто стали еще темнее и ярче.

— Мама подарила. — Ника закусила губу и переступила с ноги на ногу, почти готовая развернуться и убежать прочь, если они скажут, что что-то не так. — Аляпистое, да? И кружева эти… Как будто из бабушкиного сундука.

— Красивое платье, — вымолвил Егор, с трудом заставляя себя складывать слова в предложения. — Хорошо выглядишь.

— Да, Никанор Палыч, ты просто отпад, — прокашлялся и все-таки выдал Лаврик. — Ну-ка, покружись вокруг себя.

— Обойдешься, — сказала Ника, шутливо сморщив нос и тут же перестав смущаться. — Вон, пусть твоя Эмилия кружится…

И она как будто как-то слишком быстро отвернулась, поймав на себе внимательный взгляд Егора.

Они вошли в класс все втроем, и тут же оказались в центре событий. Девчонки в основной своей массе столпились у учительского стола, разрезая торты, мальчишки либо уже сидели на местах за расставленными по периметру столами, либо бродили по классу, обмениваясь рукопожатиями с теми, кого сегодня еще не видели. В дальнем углуНиколаЖерех разливал желающим шампанское из очередной стремительно пустеющей бутылки, изредка поглядывая на стоящего «на часах» Лешку Якименко. Сам Лешка — а в глаза и за глаза «Хрюня» — своей ролью вовсе не наслаждался, и то и дело тоскливо оглядывал класс, понимая, что ему веселья, как обычно, не видать.

Его тоску разделяла только сидящая в одиночестве за дальним столом Кравцова.

Егор стоял у магнитофона в другом конце класса, проглядывая заготовленные для танцев кассеты, когда к нему подошла Ника.

— А почему ты ушел? — Она оглянулась на стол, возле которого в окружении девушек с Эмилией во главе остался стоять Лаврик. — Я тебя потеряла.

Он намеренно небрежно пожал плечами, взял в руки следующую кассету, пробежал глазами по списку песен.

— А ты почему ушла?

— А они мне надоели, — сказала она честно.

— И мне, — признался Егор, наконец, посмотрев на нее, и Ника широко улыбнулась.

— Тогда постоим вдвоем? — Улыбка стала лукавой, и сердце его сделало в груди сумасшедший кульбит. — Пусть кое-кто сам отбивается от назойливых поклонниц.

Как же она все-таки менялась рядом с ними! Робкая, застенчивая девочка, к которой в классе относились со смешанным чувством непонимания и покровительства — «а, это Зиновьева. Она нормальная так-то, только малость зашуганная», — не доверяющая незнакомцам и замирающая безмолвной статуей, стоило только кому-то обратить на нее внимание, рядом с Егором и Лавриком будто расцветала.

Это была Ника только для своих: смешливая, искренняя, открытая и даже немножко дерзкая с теми, кому безусловно доверяла. Она не боялась высказать свое мнение и показать симпатию, не боялась выглядеть глупой или слишком чувствительной; она горько плакала на груди Егора над раздавленной кошкой, которую они как-то нашли на дороге, и вскрикивала и прятала лицо на плече Лаврика, когда они смотрели «Муху» с Джеффом Голдблюмом и Джиной Дэвис в главных ролях.

Егор не мог злиться на нее, когда она так улыбалась. Спустя минуту они уже весело болтали обо всяких глупостях, сидя за столом.

Через час и пару веселых конкурсов спустя Амалия Константиновна — опоздавшая из-за плохого самочувствия и оттого немного усталая и рассеянная — попросила Марата Аленичева отвезти ее домой. Лапшин переместился за свое диджейское место к магнитофону, и вскоре из колонок донеслось безошибочно узнаваемое «Ветер с моря дул, ветер с моря дул, нагонял беду, нагонял беду».

— Вас приветствует ди-джей Алекс! Сегодня в программе только новые и лучшие хиты! — вещал Сашка, пока на импровизированную площадку в центре класса одна за другой выходили, пока не очень уверенно, девчонки. — Вас ждут: Руки вверх! Иванушки Интернешнл! Мистер Президент! Макарена! Группа «Нэнси» и