– Хорошо, возьму на карандашик, что ты не любишь кружевные снежинки, – прошептал маг и чародей, – рассказывай-рассказывай, а я чайку выпью: продул меня в редакции злобный Зубняк, ухо стреляет, зуб дергает…

Тогда я признался Василь Василичу, что не особенно тянет получить на свой день рождения снег, который косо и поспешно осыпает улицы и дворы крупной колотой солью. И безжалостно колет лица укутанных в шарфы прохожих. Мне кажется, такая разновидность снега больше подходит к печальным дням. Потому что, когда человек утомлен и разочарован тем, что его сказка до сих пор не началась, – это всегда усугубляется. Люди толкают в метро. Мобильный заблокирован. На ящике электронной почты высвечивается «сервер недоступен». Магазин дисков перенесли в другое место. Голоса отдалившихся друзей в трубке выцвели и поблекли. И конечно, в печальные дни, когда бредешь усталый и выключенный домой, колючий снег очень помогает окончательно все испортить. Острые кусочки льда обстреливают лицо, сыплются за воротник. Но в тот момент, когда отчаяние утыкается тупым ножом в кадык, иногда все меняется к лучшему. Безжалостные крупинки, соль неба, что щиплет и царапает щеки, неожиданно заставляет очнуться и обрести полнейшее и спасительное безразличие ко всему. Так что колючий снег – на самом деле не худший. Иногда и он очень даже кстати. Но в какой-нибудь другой день.

– Ничего ты не понимаешь, сказочник, молодой еще. Подставить лицо под хрустальный колючий снег – ах, как же хорошо. Как это лечит от заблуждений и несчастной любви!

– Что лечит?

– То, о чем ты сейчас рассказывал, – хрустальный снег, – пробурчал Дыдылдин, громко прихлебывая, – он отрезвляет, поучает, устанавливает на нужную лыжню. Ладно, проехали. Не будет тебе хрустального снега, раз ты к нему пока не готов.

– Что касается мягких и пушистых хлопьев, – продолжил я, – которые плавно и торжественно плывут с неба… нет, Василь Василич! Не в день рождения. Дело в том, что обычно в день такого снегопада возле подъезда, в отделенном от остального мира шаре неожиданно замечаешь парня и девушку. Они стоят, обнявшись, запыхавшиеся и смущенные. На их распущенных длинных волосах белеют перья снега. Пушинки медленно и волшебно летят из дымного неба мимо приближенных друг к другу лиц, тают от разгоряченных выдохов. А ты замедляешь шаг, прирастаешь к земле. И замираешь. Внутри воспламеняется то зависть, то восторг, то грусть, то боязнь это спугнуть. А еще ты злишься, ведь в твоей-то жизни такой кадр давно позади. Ведь твой организм миновал отметку, называемую молодостью. От этого открытия по уже прилично потрепанным и усталым проводам нервов фиолетовая искорка грусти летит медленно и невозмутимо. А в остальных клетках тела, возможно, уже запущен механизм возраста и распада. Это делает тебя красивым, хрупким и печальным. Но такая красота мимолетна, жить ей осталось совсем немного. И совсем скоро она надломится, огрубеет, сменится равнодушием. Хлопья снега будут опускаться на землю, ты будешь стоять в стороне, завидуя и злясь. Конечно, ничего плохого в этом нет. Возможно, маленькое происшествие возле подъезда пойдет на пользу, но лучше пережить его как-нибудь потом, в конце февраля.

– Ничего такого со мной никогда не происходило, – возмутился маг и чародей, – и не произойдет. Я молодость свою не прерывал. Она у меня и по сей день продолжается. Поэтому горевать мне не о чем. А когда целуется у подъезда распущенная молодежь – не обращаю внимания, думаю о своем. Эх, надо тебе, сказочник, брать пример с меня. Скучный ты и недальновидный, раз перья снега не любишь. Да под таким снегопадом на санках катаются! Обхватил румяную даму в шубе до пят, сбил с ног и с горки! Этот снег тебя расстраивает. Тот снег тебе не по душе. А что же насчет дня рождения? Как я тебе зиму-то нагоню?

– Мне нравится, когда снегопад осыпает лицо тоненькими скорлупками перламутра. И тает, едва коснувшись щеки. Я люблю, когда снег то прекращается, то возобновляется снова. Беспорядочный, беспечный, затаивший что-то, увиваемый в легкую вьюжку, которая змеится по пустому шоссе. Снежинки бесформенные, светятся и поблескивают, как в начале сказки. Пробуждая предчувствие, что все сбудется. И уверенность, что многое еще впереди. Вот такой снег устройте мне на день рождения! Пусть он медленно и таинственно сыплет в ноябрьских сумерках, при свете фонарей.

– А я бы предложил совсем другой подарок, который обычно устраиваю для близких и родных людей. Если будешь работать на меня, если напишешь сказочные статьи, я презентую тебе на день рождения тополиный, горячий снег. Он налетит на тебя, сказочник, мягкой теплой метелью. Собьет с толку, окутает запахом клейкой листвы, смолы и неба. Он принесет тебе в ноябре лето, тепло, песни лесных птиц. Ты загадай свое. Я загадаю свое. Вот и посмотрим, чья задумка сильнее. Вот и поглядим, какой снег выпадет в итоге на твой день рождения. Знай, побеждает всегда тот, у кого мечта настырнее, у кого воображение богаче и хитрее… А как ты ловко плел про погоду! Давай-ка не дури, сынок. Ты все можешь. Я сделаю тебя сказочным журналистом, волшебным пресс-секретарем. Проветрись, перешагни через всякие эти «не могу» и быстро садись за нашу рубрику, за нашу первую статью.

Неделю спустя, ругая радикулит, Василь Василич с ореховой палкой в руке бодро хромает по заснеженной аллее в глубь Измайловского парка. На ветках берез и развесистых елей поблескивает иней, на черную, натянутую до бровей шапку осыпаются белые перья и щедрые кружевные пушинки. Снег громко и вкусно скрипит под заплатанными валенками. Сиреневый пар вырывается в пасмурное небо, когда волшебник недовольно покрикивает: «Живее, ты на работе. Шевелись: левой-левой-ать-два-три…» Я бегу следом, прижимая к груди большую клетку, в которой трясутся три перепуганные синицы, два воробья и два полусонных голубя. Под мышкой Дыдылдина – старая картонная коробка из-под люстры, в которой, по его утверждению, сидят две исцеленные за последний месяц сороки.

– Нам с тобой в сторону пруда, там большая поляна, это недалеко. Не спи, пропащий, замерзнешь! – запрокинув голову, выкрикивает целитель птиц. И когда я нагоняю его, бормочет мне на ухо: – Бери пример с начальника! Я вот времени зря не теряю. Ежедневно бываю бодрый и заводной, несмотря на зубы и столетний радикулит. На днях наведался в дорогую редакцию. Снова безо всякого пропуска, силой мечты и убеждения проник внутрь, доказав себе и другим высокую квалификацию колдуна и неукротимое присутствие духа. Минут десять махал в кабинете главного редактора ракеткой, не опозорился, все намеченное совершил: выгнал злосчастный Зубняк, еще три приблудных сквозняка выпроводил вон из журнала, освободил помещение от табачного дыма, черного юмора, матерщины и застоявшихся негодных мыслей. Используя обаяние, дарованное мне природой, убедил всех на пять минут накинуть куртки и пойти прогуляться, а сам основательно простукал стены в двух кабинетах. Пока безрезультатно, ниша с кладом не нашлась, но это не повод для отчаяния. Верю: все еще впереди, значит, так и будет. Планирую в следующий раз простучать их коридор, сколько уж успею. Кстати, перед уходом хорошенечко промыл Груздеву мозги одной назидательной историей, которая стряслась со мной в 90-х годах прошлого столетия. Нам еще минут пять тут идти, так что слухай и ты. Только клетку не тряси, а то птиц укачает, не улетят никуда, придется обратно их домой тащить. Так вот: незаметно помутилось в воздухе столицы и всей остальной нашей родины. Пошла-поехала такая канитель, с которой даже я, колдун международного уровня, был бессилен справиться. Ведь возможности каждого из нас имеют пределы. А я всегда признаю: когда дело касается политики, Василь Василич бессилен. Выстроились очереди, исчезли продукты, деньги одним махом превратились в стопку закладок для книг. Тут же все стали чтить и уважать Дыдылдина. Сделался добрый волшебник нужным человеком. Каждую неделю приглашали на ток-шоу и «круглые столы», в новогодние огоньки и телепередачи про здоровый образ жизни. Тогда поверил я в себя окончательно. Поддался негодной мечте и решил, что отныне буду зарабатывать деньги магическим путем. Подал заявление об уходе с железной дороги. Стал распускать слухи, что приеду куда угодно и за вознаграждение разгоню облака. На свадьбе налажу прохладу. В брачную ночь устрою полнолуние с соловьями. Радугу ко дню рожденья поставлю перед окном под ключ. Хочешь – над костром, где люди устраивают шашлыки, заблаговременно создам ясную звездную ночь. Гребень антициклона и ураган на именины недруга подгоню. А могу и над целой площадью в день митинга сотворить всем на радость солнечный, теплый день без единого ветерка. Мне было не важно, что за событие, по какому поводу. Главное, чтобы деньги платили. Деньги, конечно, зло, но без них – никуда. Ты согласен со мной, пропащий?