Разве не достаточно?

На протяжении всего долгого перелета из Сан-Диего в Чикаго Мейсон мучительно соображал, как ему поступить. Надо ли говорить Рози, что он выяснил о ее матери?

Не то чтобы он сомневался в ее способности вынести суровую правду. Насколько ему известно, она мастак удерживать эмоции в узде. Но в данном случае — зачем это нужно?

Да, он отыскал Делорез Кингсли, в настоящий момент Делорез Треллер. Супругу владельца инвестиционного банка, с шиком проживающую в престижном районе на окраине Сан-Диего.

Когда днем ранее он подъехал к ее дому во взятой напрокат машине, дама была в переднем дворе, обихаживая клумбу с цветами. Поскольку визит был не оговорен заранее, он сделал несколько снимков.

В свои сорок два она великолепно выглядела, природная красота юности поддерживалась еженедельными посещениями тренажерного зала, выездами на дорогие курорты и малой толикой косметических ухищрений. Подробности выяснились на месте из вполне надежных источников. Буйная грива белокурых волос выбивалась из-под соломенной шляпки, надетой для защиты нежной кожи от солнца.

Мейсон вышел из машины и направился к ней, подмечая общие с Рози черты: те же длинные ноги и хрупкое телосложение. Те же высокие скулы и полные губы.

Женщина вежливо улыбнулась Мейсону, но стоило ему объяснить, кто он и зачем явился, как улыбка исчезла без следа.

Очень скоро Мейсону пришлось уяснить громадную разницу между той женщиной, которую он любит, и той, что находится перед ним.

Делорез Кингсли Треллер, глядя ему прямо в глаза, заявила:

— Это дело — далекое прошлое.

И сразу понизила голос, очевидно, чтобы не услышали и две девочки-подростка, моющие автомобиль с откидывающимся верхом, стоящий на подъезде к ее роскошному дому. Как Рози и ее мать, девочки были светловолосые и изящные. На вид им было где-то тринадцать-пятнадцать.

Ясно, что у Рози есть две сестры. Ясно и то, что их матушка не желает иметь с ней ничего общего.

Мейсон не собирался отпускать Делорез Кингели Треллер с крючка так просто. Однажды она уже ускользнула. На сей раз ей не отвертеться.

— Взгляните на свою дочь.

Он протянул один из снимков, сделанных им в Нью-Йорке. Рози улыбалась, ветер разрумянил ее щеки, очаровательно взлохматил волосы. Она казалась прекрасной, счастливой, совершенно непохожей на нищую полуголодную бродяжку, подобранную им на обочине шоссе в феврале.

Но стоящая перед ним женщина лишь мельком взглянула на фотографию и затянутой в перчатку рукой оттолкнула ее от себя.

— Я допустила ошибку, мистер Страйкер. Мне было шестнадцать, и жила я не в самых лучших условиях. А уж когда появилась Кристалл…

— Кристалл? — Мейсон издал стон, на секунду прикрыл глаза. Он достаточно долго пробыл полицейским в Детройте, чтобы знать: многие наркоманы называют своих детей в честь принимаемого зелья. — Позвольте угадать: кокаин?

В ответ последовал затравленный кивок.

— А позже крэк. У меня были серьезные проблемы с наркотиками. Сильно задолжала поставщику. Целую кучу денег… и мне нужна была доза. Мы решили, что обоих устроит… обмен.

— Вы продали себя за наркотики, — сухо констатировал Мейсон, горько сжав губы. — А потом оказалась, что забеременели.

Во время предварительных изысканий Мейсон узнал, что Делорез Кингсли выросла в привилегированном районе — так близко и одновременно так далеко от того места, где она однажды бросила Рози.

Родители Делорез жили в красивом особняке с видом на озеро Сент-Клэр. Но она там появлялась нечасто. Они исправно оплачивали обучение своей единственной дочери в эксклюзивной школе для девочек на Восточном берегу, в которой та проводила девять месяцев в году. Делорез Кингсли была типичной бедной богатой девочкой, нуждающейся во внимании родителей и получающей жалкие крохи этого внимания. Теперь, когда последние кусочки мозаики встали на свое место, Мейсону стало ясно, откуда взялось ее увлечение наркотиками. Чрезвычайно похоже на случай Амелии. Его поразило, что и он сам, и Рози пострадали из-за слабости других людей, из-за чужой страсти к наркотикам.

— Родители от меня отказались. Заявили, что пока я принимаю наркотики, домой могу не являться, что они не будут платить за мое обучение в Коннектикуте.

— И вы ушли из дома.

— Да. Жила в притоне наркоманов, пока не родилась Кристалл. Я думать не думала, что беременна, пока…

— Пока не стало поздно что-то предпринимать?

На ее щеках появился легкий румянец — единственное свидетельство волнения. В остальном она оставалась столь же невозмутимой, что и прежде. Сунула секатор в карман и начала медленно стаскивать с рук перчатки.

— Вначале я пыталась заработать нам двоим на жизнь, но это оказалось так сложно, а мои родители оставались… в стороне. Надо было на что-то решаться. Видимо, решение оказалось не слишком удачным.

— Не слишком удачным! — возмутился Мейсон.

— Потише! — взмолилась женщина. Потом безмятежно улыбнулась дочерям, бросившим отскребать машину и подозрительно уставившимся на Мейсона.

— Вы бросили свою дочь на углу шумной улицы, — сказал Мейсон, понизив голос. — Оставили малышку в одних колготках на морозе, вблизи от снующих вокруг машин. Можно было бы найти легальные — не говорю уж безопасные способы — отказаться от родительских прав. Ребенок заслуживал хотя бы этого. И пускай вы были молоды, сделать это для нее было в ваших силах.

— Не знаю, сколько хотите вы и девушка, мистер Страйкер, но я заплачу.

— Ваша дочь не желает денег, — огрызнулся Мейсон, разозлившись за Роз, от которой желали откупиться. — Ей требуются ответы, а возможно, встреча с вами.

Ей нужна любовь.

— Ой, нет. — Она отступила на шаг. — У меня теперь новая жизнь, Я чиста. С тер пор, как…

— Можно догадаться. С тех пор, как выкинули за ненужностью дочь и вернулись домой к папочке и мамочке.

— Они согласились платить за мое лечение, — сказала она жестко. — Мне было девятнадцать, жизнь катилась под откос. Родители дали мне второй шанс, я им воспользовалась. И не вам меня упрекать.

— Но присутствие вашей дочери оказалось для них обременительным. Его трудновато было бы объяснить в их яхт-клубе, а?

— Издевайтесь, как хотите, мистер Страйкер. Если вы или девушка попытаетесь связаться со мной еще раз, я обращусь в полицию с заявлением о вымогательстве. В Калифорнии с этим строго. Мой выбор сделан. Двадцать три года назад. Так было к лучшему.

— К лучшему? Поинтересовались бы мнением дочери. Ее болтало по приютам и чужим семьям добрых пятнадцать лет. А после она постоянно существовала на грани выживания. И выжила.

— Можете мне не верить, но я рада это слышать.