— Так я в Витебске при дворе князя Ольгерда вырос. Там польские земли рядом совсем, наслушался их говора. Он, конечно, не совсем такой, как тут, но разуметь вполне можно.

— А родители твои кто?

— Да как тебе сказать… Вон смотри, двор постоялый, — перевел разговор Ягайло. — Давай оставим телегу и пленников тут, под твоим присмотром. А я возьму вещицу какую-нибудь да во дворец к королю пойду.

— Не будет так, — взвилась Евлампия. — Я, может, из-за этого замка за тобой в дорогу увязалась, через мучения прошла.

— Евлампия…

— Не бывать тому. С тобой пойду. — Слова девицы, вырываясь изо рта, твердели, как плевки на морозе.

— Ладно, ладно, — смягчился витязь. — Карету подальше куда-нибудь поставим. По кругу вервием обвяжем, чтоб дверь не распахнули, и пойдем. Так?

Евлампия кивнула.

— Витязь, а зачем загонять-то, мы не на конях ко двору поедем?

— Нет. Улицы в крепости краковской узкие очень. Обычно не шире длины копья. На иной и два всадника не разминутся. Пешком оно сподручнее будет, да и о конях заботиться не надо.

— Нешто здесь не боишься, что коней уведут, а в крепости королевской боишься?

— Как не бояться? Боюсь. Но здесь-то хозяин присмотрит, за то ему и деньги платят, за то и спросить могут. А там народу много пришлого проезжего бывает. Послы всякие, вестники из дальних краев. Сядут на коня твоего, и ищи потом в Вязьме али в Твери, а то и вообще в Казани. И с кого спросить?

Обоз свернул на дорогу, ведущую к постоялому двору. Судя по истоптанной траве вокруг, разбросанным тут и там обрывкам, остаткам и объедкам, а также доносившимся из дома крикам, место было проходное. Но неухоженное. Два больших деревянных строения с одинаковыми двухстворчатыми воротами во всю стену и бревенчатым съездом вместо крыльца были раньше какими-то складами. Потом их перекупили и, кое-как подлатав, стали принимать постояльцев. В стенах зияли дыры, в иную из которых мог пролезть и палец. Несколько оплетенных дикой лозой жердей то ли служили беседками для отдыха на свежем воздухе, то ли подпирали стены. О том, на какое решето похожа крыша, не хотелось и думать. С кухни тянуло тухлятиной, а может, и не с кухни, а от отхожего места. Толстая крыса, не таясь, пробежала через двор и исчезла в сарае, предназначенном для коней и повозок.

— Фу, гадость какая, витязь, — сморщила нос Евлампия. — Как тут жить-то можно?

— Видать, нет вокруг другого пристанища на много верст, иначе бы туда люди потянулись, а не сюда. Ну да ладно, мы тут все равно надолго вставать не собираемся. Бог даст, к вечеру в обратный путь тронемся. Ты давай правь к сараю конскому, а я пока с хозяином договорюсь. — Он тронул коленями бока Буяна и умчался к дому, что предназначался для людей.

Евлампия кивнула ему в спину и уверенно направила конька меж двух столбов, обозначающих проход в невысокой плетеной изгороди. Слезла с козел и заглянула внутрь. Сарай представлял собой одно большое пространство. Потолочного настила не было, и кусочки неба проглядывали сквозь худую крышу. По правую руку были устроены стойла для лошадей с полными сена яслями, по левую — клети пошире, для возков. Там стояла всего одна телега. Добротная, на железной раме, с мягким сиденьем и вычурной резьбой по бортам. Стойла же были заполнены под завязку. В основном худосочными тонконогими жеребцами, но была тут и пара битюгов, и один рыцарский конь, рядом с которым стояли снятые с него доспехи. Несколько мальчишек, пажей или оруженосцев, суетились, вытирая коней тряпками, расчесывая гривы, чистя рыцарские доспехи и починяя прохудившуюся одежду.

Евлампия кивнула им и стала размещать по пустым местам свой обоз. Пока она загоняла возок в самый дальний угол и расставляла лошадей, чтоб не мешать проходу, Ягайло уже вернулся с мрачным лицом. Пальцы его судорожно сжимались и разжимались на рукояти сабли.

— Что случилось-то, витязь? — испуганно спросила Евлампия. — Почто глаза белые?

— Хозяин, собака, денег за постой содрал, будто мы целой дружиной расположились. С каждого коня. Поголовно. Да еще за воду и сено на день да ночь вперед. Я ему говорю, мол, какие день-ночь, мы, может, к вечеру уедем. А он мне… Как это… У меня свой гешефт, говорит. Крохобор проклятый. Гешефт — это корысть?

— Корысть, — подтвердила девица. — Да ладно тебе, витязь, все равно деньги не твои, казенные. Раньше тебе их не жалко было.

— Давеча не то что нонеча, — загадочно ответил витязь. — Пойдем-ка до пленных сходим.

Они зашли в сарай. Ягайло покрутил головой и осторожно похлопал Евлампию по плечу:

— Молодец, девка, хорошо справилась. Повезет тому, в чей дом хозяйкой войдешь.

— Да ну тебя, витязь! — хихикнула та. — Дела делай да пойдем ужо, а то душно тут — сил нет.

— И то верно.

Ягайло подошел к дверце и вынул придерживающее ее копье. Распахнул. От крепкого мужского духа, налетевшего на него из дверного проема, витязя аж передернуло. И то сказать, дня три не мылись пленники. На секунду ему даже стало их жалко, но мысль, что они могли учинить с Евлампией, не случись его рядом, и что учинили, возможно, с другими путниками, враз оборвало жалостливые мысли.

Пнув выставленные ноги сидящего на полу, Ягайло залез внутрь, показав всем костистый кулак, чтоб вопить не вздумали, и пошарил по их одежде. У двоих ничего интересного не было, а вот у третьего, самого дохлого, но с наглым, избалованным лицом и капризно оттопыренной нижней губой, он нащупал серебряный медальон на тяжелой цепи. Стянул через голову брыкающегося юноши, наподдав коленом, чтоб не дергался, и вылез из экипажа в царившие под крышей сарая вечные сумерки. Пригляделся, держа руку на отлете.

Овальная серебряная бляха. На ней — чеканный орел в выложенной сверкающими камешками короне. Клюв и когти золоченые. Вещь старинная, цены немалой, по всему видать.

— Как думаешь, Евлампия, — обернулся к девице Ягайло, — сильно знатный человек такой владеть может?

— Да уж не смерд, это точно, — ответила та.

— Ну и славно, ты давай тогда лепоту на себя наводи, чтоб на двор такой замарашкой не являться, а я пока тут порядок обратно наведу.

Евлампия кивнула, взяла какой-то сверток и скрылась на задах конюшни. Ягайло неторопливо обошел возок, проверил ручки, попинал спицы колес, подпер дверь копьем. Покопавшись в заднем ящике, нашел запасные вожжи и в два раза обмотал ими крытую надстройку, прихватив двери. Огляделся на всякий случай. Никто из оруженосцев не обратил на его действия никакого внимания. Ну и славно.

Отроковица вернулась с заднего двора посвежевшая и даже как-то посветлевшая ликом, который только оттеняло грязноватое платье. У Ягайло почему-то защемило сердце: все-таки не женское дело таскаться по полным опасностей дорогам вслед за воинами. Рисковать животом своим.

— Чего уставился, витязь? — грубовато окликнула его девица. — Ты так во мне дырку проглядишь.