Арнольд Моисеевич, повторяя благодарственные слова и еще что-то о злодеях, которые загубили настоящий талант, но время пришло, все встало на свои места, настоящие ценности вновь имеют свою цену, и есть еще меценаты на бескрайних просторах земли русской и что-то еще схожее с предыдущим.

— Что за чертовщина? — сказал Лаврентий, когда специалист по живописи ушел. — Где же тогда Дейнека?

— А вдруг этот козел нас наколол? — сделал предположение Вентиль. — Может он ничего не шарит в картинах?

— Ты что ли шаришь? — усмехнулся Лаврентий.

— А что? Может и шарю. Я в зоне, знаешь, какие тату братанам делал!

— Ой, не зли меня, Вентиль, не то убью! Что же теперь делать?

— А ничего не делать. На хрен тебе этот Дейнека сдался? Вон у тебя сколько картин тут. На много тыщ.

— Слушай, Вентиль, канай отсюда! От греха подальше.

Вентиль обиженно замолчал и отошел от босса. Увидел, как рабочие стеклят окна в бассейне, подбежал к ним и стал указывать, кому что делать.

— Кто бы мне объяснил, что происходит, — сказал Лаврентий. — Я уже ничего не понимаю. Хоть бы Багажник позвонил что ли?

И тут мобильбник в его внутреннем кармане запел. Лаврентий взял его и поднес к уху:

— Алло?

— Лаврик?

Звонил Багажник. Лаврентий оживился. Сей звонок показался ему добрым знаком.

— Да это я, Багажник. Как там мои дочки?

— Нормально. Отдыхают. Сейчас на завтрак прибудут. Хорошие у тебя девчонки. Ты не дрейфь, Лаврик, я их не обижу. Если конечно договоримся.

— Договоримся.

— Нет, с картинами ты меня круто кинул.

— Я тебе их верну.

Багажник засмеялся:

— Конечно вернешь! Не просто вернешь, а еще просить будешь, чтобы я взял.

— Не зарывайся, Багажник. Ты меня за горло не держишь.

— Тебя нет, зато твоих дочерей обоих могу хоть сейчас поиметь.

— Ладно, ладно, — Лаврентий сделал вид, что напуган. -Чего ты хочешь?

— Я тебе уже сказал один раз. Повторять не собираюсь.

— Хорошо, я сделаю, как ты просишь. Но тогда и у меня для тебя есть небольшое условие.

— Не тебе ставить мне условия.

— Не согласен. Мы с тобой совершаем сделку. Разве не так?

— Хм, согласен.

— А когда две стороны совершают сделку, то обе имеют право предъявлять условия сделки.

— Хорошо, я тебя слушаю. Чего ты хочешь?

— Ты отдаешь мне картину, которую отнял у Тихого и возвращаешь ее мне сегодня же. Дальше я сделаю чего ты хочешь, то есть в понедельник сам предложу Папаше твою кандидатуру. А в качестве гарантии мои девочки остаются у тебя до вторника. Давай, Багажник, соглашайся. Все выгоды на твоей стороне. Совершим обмен картинами в знак доброй воли. Мне твои картины не нужны. Тебя моя… может и нужна, я знаю, ты большой ценитель искусства, но все же верни. Картина дорога мне, как память о покойном друге.

— Тогда понятно. А я то думал, с чего бы Лаврентию понадобилась эта мазня. Только я не врублюсь. Как я ее тебе верну, если ты все картины у меня экспроприировал?

Лаврентий почувствовал, как у него екнуло сердце.

— Я взял у тебя все твои картины, — осторожно сказал он. — Но моей среди них не было.

— Как не было? Куда же она тогда девалась?

— Так это я у тебя должен спросить! — Лаврентий недобро усмехнулся, затем секунду помолчал, и спросил: — Точно, ее у тебя нет?

— Я за свой базар отвечаю.

— Тогда, что выходит, она у меня?

— Наверно.

— Тогда скажи мне, что на ней изображено?

— Дева Мария с младенцем. Копеечная копия. Надо совсем не иметь вкуса, чтобы такое покупать. Не пойму я все равно, чего ты так суетишься?

— Дева Мария? — воскликнул Лаврентий. — Дева Мария?

— С младенцем.

Лаврентий задумался. Среди картин, взятых у Багажника, ни на одной не было изображено Девы Марии.

— А какая на ней рама была?

— Да ты че? Какая рама? Тихий ее в рулоне нес, в газету завернутую. Ты там шурани, может кто из твоих братков ее захерил.

— Спасибо, Багажник, — неожиданно для себя поблагодарил соперника Лаврентий. — Ты тоже у себя повнимательнее посмотри. Может обнаружишь чего. Тогда сразу звони. Пока.

— Погоди! — торопливо воскликнул Багажник.

— Чего еще?

— А ты дочерям своим ничего не передашь? Привет что ли?

— Привет? А ну да, передай им привет.

И Лаврентий отключил связь.

— Дочери, дочери, — пробормотал он и задумался.

Еще во время первого разговора Лаврентий подумал, что Багажник так шутит по идиотски. Однако он не их тех, кто повторяет одну шутку дважды. В самом начале разговора он специально сразу закинул удочку про дочерей. И Багажник не удивился, а потом еще и напомнил про них. Гм… Что же тогда это значит? Лаврентий стал думать и вот что надумал. К его противнику каким-то образом попали две шлюхи, видимо работали на его территории без спросу, и чтобы отмазаться, решили воспользоваться именем Лаврентия. Такое часто случается в криминальном мире. Каждый на кого-то ссылается, чтобы придать себе значимости. Но эти шлюхи решили сыграть по крупному и сказали Багажнику, что они не просто подстилки Лаврентия, а его дочери. Смело. Очень смело. За такое головы можно оторвать. Скорее всего он так и сделает. Потом. Пока же это ему очень даже на руку. Багажник держит этих дур у себя, и думает, что Лаврентий у него в руках. Это хорошо, когда кто-то думает, что ты у него в руках. Это лишний козырь в твоем рукаве. Возможен и другой вариант. Этих дур нанял сам Багажник, чтобы в понедельник заявить о том, что Лаврентий не может быть Вором в законе, потому что у него есть дочери. Впрочем, такой блеф слишком грязный и маловероятен. Папаша не такой дурак, чтобы так грубо водить его за нос. Тогда остается еще один вариант. Чтобы сбить с толку Багажника, девиц ему подсунули Казбек или Свят. Зачем? Бог их знает! Сбить с толку. И вообще, хрен с ними с этими девками! Есть дела поважнее. Лаврентий даже головой затряс, чтобы выбросить лишние мысли.

— Собери братву, — приказал он Вентилю. — Всех, кто был на хате у Багажника. Через пять минут я выйду во двор.

Через пять минут Лаврентий с грозным не обещающим ничего доброго лицом и в сопровождении Камаза и Вентиля вышел во двор. Там уже стояли все участники ночного рейда. Главарь обвел суровым взглядом обвел свою банду, пытаясь проникнуть в душу каждого. Бандиты, хотя и не знали, в чем дело, почему-то сразу почувствовали, что виноваты, и опустили в землю лица. Это еще более усилило подозрение Лаврентия.