— На самом-то деле это был не очень честный-честный поединок-поединок, — услышал он голос из тумана.

Казалось, он звучал ниоткуда и отовсюду одновременно.

— Разве мог болван вроде тебя-тебя отличить ян-линг-линг, который стоит между Тибет-бет и же-чуэн?

Ричи завертелся, глядя по сторонам, словно собака, гоняющаяся за своим хвостом. Он не прислушивался к словам, только к голосу. Особого ума у него никогда не было.

— Впрочем-впрочем, — послышался голос снова, — ты и не должен-жен был угадать-гадать правильно-льно.

И сырой туман заклубился около его головы.

Туман с зубами.

— В этом году здесь собрались все, — сказала Алекс.

В ее глазах Шенг заметил удивление.

— Дерьмо, я видела даже Генгиса, а он самый старый из всех, кого я встречала.

— Есть и постарше, — тихо проговорил Шенг, отворачиваясь от любовницы, чтобы она не заметила на его лице беспокойства.

— Я знаю, я же не ребенок.

— А я и не говорю, что ты ребенок. Я хотел только сказать, что здесь, в Венеции, сейчас есть и более старые представители нашего рода.

Шенг посмотрел на нее, он пытался скрыть свои чувства, но все равно она увидела, как сильно он обеспокоен.

Алекс подвинулась к нему поближе. Высокая, изящная обнаженная женщина с точеной фигурой успокаивала тощего стареющего азиата-коротышку — необычное зрелище. Впрочем, ни одному смертному не дано было увидеть то темное подземелье, в котором им было светло, как днем. Они лежали на мягком матрасе у каменной стены. За стеной нес свои воды канал. Им нечего было бояться сейчас, но близость воды заставляла их дрожать и мерзнуть сильнее, чем пронзительный ветер.

— Почему?.. — спросила Алекс в надежде, что у него есть ответ. — Почему в этом году приехали все?

— Из-за Карла.

— Карл был не настолько стар, они не могли все его знать!

— Нет, конечно, — сказал Шенг и наконец посмотрел на нее, высказав вслух то, что беспокоило обоих. — Они здесь, потому что они боятся, как и мы с тобой. Меня не удивит, если появится Аурелиус и, возможно, парочка — или даже полдюжины — тех, о ком мы никогда не слышали. Смерть фон Рейнмана, Барбаросса и Франко напугала всех.

— Ну, насчет Франко ясности нет, — возразила Алекс.

— Да, тут ты права.

Они снова замолчали, лежа рядом, они безмолвно оплакивали гибель своего отца, наставника и друга, Карла фон Рейнмана, чью смерть они видели мысленным взором, а убийц могли назвать без колебаний.

Наконец Шенг нарушил молчание.

— Какое сильное влияние оказал предатель Октавиан на Карла, это из-за него Карл думал, что сможет остаться в живых под прямыми лучами солнца.

— Но ведь он продержался некоторое время, — напомнила ему Алекс.

— Благодаря своей силе и возрасту, но ему следовало остаться в доме.

Шенг покачал головой.

— Оставшись, он бы просто погиб вместе с Уной, — печально сказала Александра — Какой смысл?

— Он все равно умер!

— Но хотя бы попытался спастись, — возразила Алекс.

— Чушь, — сердито заявил Шенг. — Он умер по глупости, потому что Октавиан заморочил ему голову болтовней про «моральный кодекс наших соплеменников» и прочей ерундой. Останься Карл в доме, у него, может’ быть, был бы шанс. Это Октавиан убедил его, что он сможет выжить на солнце. Проклятье! Нам следовало убить Питера еще тогда Прошло почти сто лет, а у нас все еще столько проблем по его милости.

— Питер тут ни при чем, и ты это прекрасно знаешь, — сказала Алекс раздраженно. — Свою ярость из-за смерти Карла ты переносишь на него. Если тебе так хочется обвинить кого-нибудь из наших, — заявила она, окончательно разозлившись, — вини Коди. Бьюсь об заклад, именно его предательство вновь привлекло к нам внимание Ватикана. Если бы не он, фон Рейнман был бы сегодня жив, и Барбаросса тоже.

Она заплакала. Шенг стер кроваво-красные слезы с ее щек, убрал волосы с лица и поцеловал в лоб. Алекс положила голову ему на грудь.

— Я впервые плачу с тех пор…

Она всхлипнула.

— С тех пор, как Карл дал мне эту жизнь. Не думала, что я могу плакать… не думала, что мы можем плакать.

— Я тоже, — задумчиво проговорил Шенг. — Слушай, я не знаю, жив ли еще Коди, но, если жив, поверь мне, мы его найдем и заставим ответить на парочку вопросов… и не только мы это сделаем. Однако сейчас нам нужно позаботиться о другом. Произошло уже несколько убийств. Не знаю, каким образом церковь находит нас. В эти дни нам надо постараться хорошенько развлечься, мы встретимся со старейшинами, посмотрим, кто сюда приехал Пусть все веселятся, развлекаются в свое удовольствие, а когда праздник Вторника подойдет к концу, соберем всех вместе. Нам нужно либо понадежнее спрятаться, либо начать войну. Впрочем, похоже, что прятаться бесполезно.

— Значит, война, — покачав головой, задумчиво произнесла Алекс. — Вот уж не думала, что доведется увидеть это. Трудно представить, что церковь готова пойти на такой риск. Знаешь, я вдруг поняла: мне хотелось бы, чтобы Питер был здесь. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь это скажу. Он был лучшим из нас. Он рожден принцем-воином. Кажется, он оставил прежнюю жизнь, но я сомневаюсь, что он в состоянии отказаться от своей крови и наследия так же легко, как отказался от клана.

— Ты права, — кивнул Шенг. — Несмотря на то что мне очень не хочется это признавать. Если Карл поверил ему не зря и в его словах есть хотя бы доля истины, он очень нужен нам.

— Он даже не связался с нами, когда умер Карл, — сказала Алекс.

— Ублюдок.

Мэнни Сорес понимал, что только через несколько дней он сможет щипать Медсестер за попки. Пока же он решил полностью насладиться приятным зрелищем. Несколько часов назад он пришел в себя и сейчас парил в счастливом царстве, навеянном наркотиками, время от времени возвращаясь в страну невероятной боли. Эта боль не занималась ерундой, она наваливалась на него и говорила:

— Эй, придурок. Ты ведь не отсюда, верно?

Мэнни снова уткнулся в экран телевизора К сожалению, ранение мешало ему настроить звук или переключиться на другой канал. Медсестры делали это за него, как, впрочем, и многое другое. Впрочем, не так уж много они с ним занимались, поскольку он по большей части спал В такое раннее время телевизор в палате еще не должны были включать, но Мэнни нравился Кармеле, ночной сиделке. Вероятно, она это сделала, заметив, что в течение ночи он то приходит в себя, то снова проваливается в забытье. Мэнни не знал, сколько времени, показывали Кэри Гранта, игравшего щеголеватого бизнесмена в знаменитом черно-белом фильме тридцать восьмого года. Мэнни не нравилось, что в палате слишком темно: когда гас свет, Мэнни вспоминал про убийство Роджера и про того типа, которого он видел, того самого, что стрелял и в него тоже. Мерцание телевизионного экрана пронизывало темноту, отнимало у мрака силы и прогоняло неприятные мысли. Пусть и на короткое время.