В дальнем конце зала взрослые мужчины возлежали на звериных шкурах. Они пили и хохотали над непристойными шутками. В противоположной стороне бойкие подростки предавались шуточному сражению на деревянных мечах и затупленных кинжалах. Барабаны выбивали веселые ритмы. Между взрослыми носились малыши. Оглашая воздух громкими воплями, они играли в пятнашки.

Многие смотрели на Страйка добродушно — хотя он и был среди них чужаком.

— Повеселись с нами, — взяв с подноса проходящего мимо слуги кубок, женщина отпила из него. Потом передала кубок Страйку.

Страйк сделал большой глоток. Это оказался подогретый эль с пряностями и медом, и вкус у него был удивительный. Страйк выпил до дна.

Женщина придвинулась ближе.

— Где ты был все это время? — спросила она.

— Вопрос непростой. — Он поставил кубок на стол. — Не уверен, знаю ли я сам ответ на него.

— Ты опять окутываешь себя тайной.

— Это на тебя и на это место я смотрю как на тайну.

— Нет ничего таинственного ни во мне, ни в этом месте.

— Не знаю.

Добродушно-насмешливо она покачала головой:

— Но ты же ведь здесь.

— Для меня это ничего не доказывает. Где это «здесь»?

— Вижу, со времени нашей первой встречи ты ничуть не изменился. Все такой же эксцентричный. Пойдем со мной.

Она провела его через весь зал. Они оказались у другой двери, поменьше. Дверь выходила на улицу, но не с парадной стороны дома, а с противоположной. Это было что-то вроде черного хода. Прохладный ночной воздух действовал отрезвляюще, а когда они закрыли дверь, звуки изнутри почти перестали до них доноситься.

— Видишь? — она жестом указала на ночной пейзаж. — Все именно так, как и ожидаешь.

— Точнее, как я ожидал бы когда-то, — отвечал он. — Давным-давно. Но сейчас…

— Ты опять говоришь чепуху, — предупредила она.

— Я имел в виду, неужели такая красота… везде?

— Разумеется! — Ей потребовалась секунда, чтобы принять решение. — Я покажу тебе.

Они пошли к углу дома. Повернув, приблизились к привязи для лошадей. Большинство из них были военными скакунами, великолепными, безукоризненно ухоженными животными в изысканной, сложно украшенной сбруе. Женщина выбрала двух лучших жеребцов, чисто белого и чисто черного.

Она жестом указала Страйку сесть верхом. Он колебался. Гибким, скользящим движением она вскочила на коня. И сделала это настолько мастерски и красиво, что казалось, она рождена для седла. Страйк взял черного скакуна.

Сначала вела она, но потом Страйк нагнал ее, и они галопом поскакали рядом.

Серебряный свет лился на кроны деревьев, окрашивал луга в цвет инея. Верхушки холмов купались в нем. Казалось, что, несмотря на умеренный климат, выпал снег.

Мимо проносились бурные речки и поблескивающие озера. Стаи птиц, заслышав топот копыт, снимались с места. Рои светлячков озаряли задумчивый лес сгустками голубоватого света. Все было свежим, ярким, полным жизни.

Сверху раскинулся звездный узор, на девственно ночном небе он казался хрустальным.

— Разве ты не видишь? — произнесла она. — Разве ты не видишь, что все именно так, как должно быть?

Он был слишком опьянен — и чистейшим воздухом, и ощущением правильности, — чтобы ответить.

— Скачи за мной! — воскликнула она и пришпорила коня.

Ее скакун рванулся вперед, она обогнала Страйка. Чтобы догнать ее, он пришпорил собственного коня.

Так они скакали, играя, полные радости. В лицо бил ветер. Она смеялась от восторга, и так же смеялся он. Он уже забыл, когда в последний раз так остро ощущал жизнь.

— Твоя страна удивительна! — крикнул он.

— Наша страна! — произнесла она в ответ.

Он посмотрел вперед.

Впереди все было голо.

Он замерз. Тропа была каменистой. Ничто не шелохнулось. Луну и звезды можно было разглядеть, но сквозь облака они казались тусклыми. Страйк ехал впереди колонны.

По спине у него побежали мурашки.

«Что, во имя богов, со мной происходит? — подумал он. — Уж не с ума ли я схожу?»

Он постарался мыслить рационально. Он переутомился, устал от напряжения. Как и все остальные. Он всего лишь уснул в седле. Усталость вызвала к жизни странные образы в голове. Они были живыми и реалистичными, но это не мешает им оставаться всего лишь образами.

Ожившими сказками вроде тех, которые рассказывают у костра в зимнюю ночь.

Если бы только удалось поверить в это…

Отвинтив крышку фляги, он глотнул воды. Закручивая, уловил в воздухе знакомый запах. Пеллюцид. Он затряс головой, уверенный, что запах рассеется вместе с остатками видения. Опять дохнуло пеллюцидом. Он оглянулся.

Следом ехали Коилла и Элфрей. На лицах у них застыло выражение усталости и безразличия. Страйк перевел взгляд дальше, на ряды сонных солдат. Вот Джап, от усталости едва не падающий с седла. Немного дальше, почти в самом хвосте колонны, едет Хаскер. Он словно пытается уйти от контакта, поворачивает голову в сторону, чтобы не встречаться взглядами.

Страйк круто повернул лошадь.

— Возглавьте колонну! — рявкнул он, обращаясь к Элфрею и Коилле.

Они отреагировали на его возглас, и по крайней мере один из них что-то ответил. Капитан не расслышал, что именно, но все равно бы проигнорировал сказанное. Все его внимание было теперь направлено на Хаскера. Страйк галопом поскакал к нему.

Оказавшись рядом, он ощутил сильный запах горящих кристаллов. Ошибки быть не могло. Сержант, зажав кулак, старался скрыть предмет у себя в руке.

— Брось! — В голосе Страйка зазвучала ледяная угроза.

Лениво дерзким жестом Хаскер разжал ладонь. Страйк увидел крохотную трубку, которую тот пытался скрыть. Страйк выхватил трубку.

— Ты взял порошок без разрешения, — прорычал он.

— Ты не говорил, что его нельзя брать.

— Но я и не говорил, что можно. У тебя последнее предупреждение, Хаскер. И подумай об этом. — Быстро, как молния, Страйк отклонился в седле и ударил сержанта по голове кулаком.

Удар угодил в висок. Раздался чмокающий звук. Удар вышиб Хаскера из седла. Тот тяжело рухнул на землю.

Колонна остановилась. Все наблюдали за происходящим.

Хаскер, постанывая, с трудом поднялся на ноги. Какое-то мгновение казалось, что он намерен дать сдачи. Но вовремя одумался.

— До тех пор, пока не поймешь, что такое дисциплина, будешь идти пешком, — сказал Страйк, жестом приказывая ближайшему солдату принять поводья сержантской лошади.

— Я не спал! — попробовал пожаловаться Хаскер.