Или прибегнуть к другим средствам.

Он медленно поднимался по лестнице, машинально потирая место укуса на руке. Что же на самом деле известно Мэгги? Что она помнит? И как он сможет защитить ее, если не будет знать всего?

Калеб остановился на верхней площадке лестницы, погруженной в темноту. Откуда-то из закоулков памяти вновь возникла высокая, худощавая, колеблющаяся на фоне языков пламени фигура, которая мгновением позже шагнула в огонь.

И исчезла.

По спине у него пробежала струйка холодного пота. Подобных коллизий с его памятью не случалось уже много недель. Кошмары почти перестали преследовать его. Но ему следовало принять во внимание возможность того, что опасность, грозившая Мэгги, каким-то образом запустила в его голове нечто вроде цепной стрессовой реакции, что-то вроде галлюцинаций или чего-нибудь подобного.

Неудивительно, что она ему не доверяет.

Ведь и сам он тоже перестал доверять себе.

* * *

«Братья…» — отстраненно подумала Маргред.

И если бы удар по голове еще раньше не заставил ее виски раскалываться от боли, это непременно случилось бы сейчас, после столь ошеломляющего открытия.

Калеб был братом Дилана, сыном отца-человека и матери-селки. И что же, он стал от этого наполовину селки?

В памяти ее эхом прозвучали слова Дилана: «Невозможно быть наполовину кем-то. Ты или селки, или нет. Ты или живешь в море, или умираешь на суше».

Умираешь…

И сейчас она умирала. Медленно и неотвратимо.

Маргред скорчилась в ванне, ей было неуютно и зябко от одного вида сверкающих труб и холодных, скользких поверхностей. Вдали от Убежища, от магии Кэйр Субай, селки, попавшие в человеческое тело, старели почти так же быстро, как и смертные, — и это было одной из причин, почему самые старшие представители их расы, подобно королю, предпочитали жить под волнами, очень редко надевая на себя человеческую личину.

Маргред сочла, что именно угроза надвигающейся старости, а не просто страх смерти, вынудила мать Калеба бросить мужа и двоих детей.

Провести тринадцать лет на суше?

От подобной перспективы она содрогнулась.

Вероятно, после того как Дилана коснулось Превращение, его мать отчаянно ухватилась за последний шанс вернуться со своим первенцем в море. Должно быть, в то время Калеб был еще совсем маленьким. А Люси наверняка не вылезала из пеленок.

Но… Маргред озабоченно нахмурилась. В голову ей пришла неожиданная мысль. В таком случае, откуда же их мать могла знать, что Превращение не коснется и остальных детей?

Как же она могла оставить их, не будучи уверена в этом?

Разве что… Маргред принялась лениво шевелить пальцами ног, гоняя волны по ванне. Разве что она собиралась вернуться. Дилан говорил, что его мать погибла, попав в рыбацкие сети. Получается, женщина-селки так и не увидела, как повзрослели и выросли ее младшие дети.

Маргред напомнила себе, что в подавляющем большинстве дети, рожденные от союза смертных и селки, оставались людьми. И хотя в жилах Калеба могла течь кровь моря, он обеими ногами твердо стоял на суше, подобно вековому дубу-великану.

А вот с его сестрой Люси все обстояло отнюдь не так просто… Маргред поудобнее устроилась в ванне. Она не забыла всплеск силы, который приветствовал ее прибытие, как не могла отмахнуться и от подозрения, что сестра Калеба не так проста, как свидетельствовали ее застенчивое приветствие и тревога в глазах.

Итак, что же в ней скрыто еще?

Ты или селки, или нет…

Если бы Калеб или Люси были селки, если бы кто-нибудь испытал Превращение, Маргред узнала бы об этом. Не требовалось особых магических усилий, чтобы почувствовать ауру другого элементаля. Она бы просто ощутила ее. Но, похоже, ни Калеб, ни Люси не отдавали себе отчета в том, кем были на самом деле.

И не распознали в Маргред родственную душу.

Она вдруг почувствовала, как сбилось с ритма и замерло ее сердце. А кто она такая? Теперь, когда лишилась своей шкуры?

Девушка попыталась подавить приступ внезапной паники. Дети моря жили только сегодняшним днем, что называется — одним мгновением. Она не привыкла задумываться о будущем, взвешивать все «за» и «против» своих поступков.

Но и лежать, подобно детенышу котика, на плавучей льдине и ждать удара охотничьей дубинки, она не могла.[12]Она должна составить план. И действовать.

Можно ли каким-то образом вернуть то, что у нее отняли?

«Конн бы знал, что делать», — подумала она. Сын короля долго и успешно изучал магические науки, или, во всяком случае, изучал их несколько больше, чем рядовые представители морского народа. Даже Маргред научилась читать, хотя книг у них было очень и очень мало. Морская вода безжалостна к бумаге и печатному слову. Конн собрал нечто вроде библиотеки на Кэйр Субай, но в основном знания среди обитателей морских глубин передавались от родителей к детям и из уст в уста.

Если вообще было что передавать. Потому как вместе с сокращением рождаемости уменьшалась и способность селки воспринимать магию. Уменьшалась вот уже много столетий.

Сын короля предостерегал своих подданных об опасном уменьшении силы и возможностей селки, но не всем нравилась его озабоченность судьбой своего народа. Дети моря считали себя Перворожденными, элементалями, бессмертными, и были убеждены в том, что их превосходство и первенство никто не может оспаривать. И для чего, скажите на милость, им, рожденным магией, могли понадобиться заклинания и колдовство?

А вот сейчас хотя бы толика магических знаний совсем не помешала бы, подумала Маргред.

Ей нужна была… помощь. И отнюдь не со стороны людей, хотя она и была благодарна Калебу за то, что тот приютил ее.

Она должна поговорить с Диланом и узнать, что Калеб и Люси знают о своем происхождении и наследстве. Если вообще знают хоть что-нибудь.

И еще она должна как-то дать знать принцу о своем бедственном положении. Завтра она пойдет на берег моря, чтобы призвать посланца. А потом уже Конн скажет ей, что делать.

Если еще не поздно сделать хоть что-нибудь…

Едва слышный шепот коснулся ее напряженных нервов, как языки жадного пламени.

Она резко выпрямилась в ванной, и вода брызгами разлетелась в стороны, стекая с ее плеч. Нет, она не станет думать об этом. Маргред была в достаточной степени фаталисткой, чтобы принять то, что уготовила ей судьба. Будь что будет.

И в достаточной степени могла радоваться тому, что уцелела, чтобы не отказывать себе в маленьких удовольствиях.

Протянув руку к разноцветным флакончикам, стоявшим на краю ванны, она отвинтила первую попавшуюся крышку и осторожно понюхала содержимое.