«Жизнь вдали друг от друга позволяла нам концентрироваться на своей работе, но при этом каждый из нас имел близкого человека, с которым можно было чувствовать себя как дома», — сказал Коннор, хотя тут же признал, что «дом» для них в то время был весьма размытым понятием, а «близкий человек» крайне редко был действительно близко — обычно он представлял собой лишь бесплотный голос по телефону.

Но зато они горели страстью. У них были высокие цели. И они гордились друг другом.

— Я думаю, самая крутая операция в карьере Линдси, это та, с корью в Могадишо, — говорит Коннор. — Она вела переговоры с несколькими местными вождями, чтобы те позволили посадить самолет с вакциной для деревенских жителей. Но в итоге им пришлось бежать по аэродрому в пуленепробиваемых жилетах. Один из вождей передумал, когда они уже приземлились.

— Да уж, пришлось тогда импровизировать, — соглашается Линдси.

Прожив в таком дистанционном браке несколько лет, Коннор и Линдси решили, что пора бы все-таки наладить совместный быт, раз уж они как-никак муж и жена. Они сумели добиться от организаций, на которые работали, одновременной командировки в Индию. Время, которое они провели там, прошло как один затянувшийся медовый месяц. «Это были лучшие три года в моей жизни», — говорит Коннор. Линдси с ним согласна.

В 2005 г. Линдси забеременела. Вместе с новорожденной Лолой они поехали сначала в Непал, а потом в Бангладеш. Девочке не было и двух лет, а она уже исколесила полконтинента вдоль и поперек.

Но когда малышке пришло время поступать в школу, Коннор и Линдси решили вернуться в США. Они устроились на работу в государственные учреждения, отдали Лолу в школу, работающую по методике Монтессори, и почувствовали, как от них стремительно ускользает их прежняя удивительная жизнь.

Вместе с жизнью интимной.

Проблема: плохие привычки

И Коннор, и Линдси определяют свои сексуальные отношения в первые десять лет брака как «хорошие».

«Я бы не сказал, что мы были какими-то особенно пылкими и изобретательными, но мы занимались сексом часто — и в целом довольно успешно, — говорит Коннор. — Мы не думали о том, как что надо делать. Просто делали, и все».

Но, переехав в Вашингтон, они вдруг начали терять навыки. Теперь они уже больше говорили, чем делали.

— У нас давно не было секса, — сообщала Линдси таким тоном, будто Коннор сам этого не заметил.

— Ладно, давай сегодня вечером наверстаем, — отвечал Коннор.

Но когда приходило время наверстывать, у Линдси все время появлялись какие-то неотложные дела. «Если я этого сегодня не сделаю, меня завтра прикончат», — говорила она.

В экономике существует так называемая «теория рациональных пристрастий»{30}. Суть ее сводится к тому, что мы начинаем испытывать пристрастие к чему-то (к алкоголю, азартным играм, порно, метамфетамину, табаку или бойфрендам-неудачникам) потому, что раз за разом не можем противостоять соблазну. А потом оказываемся не в состоянии избавиться от своей зависимости, ибо верим, что ее выгоды превышают затраты. То есть наркоман, сидящий на героине, прекрасно знает, что героин вызывает зависимость и приводит к гибели, — но он предпочитает наркотический кайф (и зависимость) отсутствию зависимости (и наркотического кайфа). Иными словами, пристрастие к чему-либо — это абсолютно «рациональное» решение, потому что каждый зависимый просчитывает для себя как сиюминутные, так и будущие плюсы и минусы своих действий. Если верить этой теории, точно по тем же принципам можно сформировать и «хорошее» пристрастие: к работе, музыке, сексу с супругом или же к человеку, которого вы захотите сделать своим спутником жизни.

Лауреат Нобелевской премии экономист Гэри Беккер, который и предложил термин «рациональное пристрастие» (и который, так уж совпало, прославился и своими трудами на тему экономики брака), говорил, что лучший способ избавиться от привычки — бросить ее. Мы приобретаем привычку из-за того, что на протяжении какого-то времени совершаем одно и то же действие, но мы можем в одночасье «выбросить ее за борт» — и заменить новой, — если решим, что результаты больше не оправдывают затраченных усилий.

Какое отношение это все имеет к Линдси и Коннору? Самое непосредственное.

Линдси и Коннор имели раньше пристрастие к сексу — ну, не буквально, а с точки зрения экономических «привычек». В их представлении его выгоды превышали затраты. Но потом баланс сместился. Мы не знаем, по какой причине это произошло, но в какой-то момент затраты возросли, а выгоды перестали казаться такими очевидными. Старая привычка ушла в прошлое, а вместо нее вдруг появилась новая — не заниматься сексом. И с ней еще одна — бесконечно обсуждать те причины, по которым они больше не занимаются сексом.

Помните нашу старую добрую знакомую, кривую спроса с отрицательным наклоном? Так вот, обсуждая до потери пульса свои несуществующие интимные отношения, Линдси и Коннор еще больше накручивали их цену. Прежде чем заняться сексом, они начинали говорить о нем — и эти разговоры стоили им тех сил и времени, которые они могли бы потратить собственно на сам секс.

Линдси обвинила во всем Вашингтон — мол, жизнь здесь такая скучная, вот и они с Коннором стали скучными и занудными. К тому же работа выжимает из нее все соки. А может, все дело в том, что они видятся каждый день и успели друг другу приесться. Коннор заявил, что Лола выкачала из них все жизненные силы («Ну да, вали все на невинного ребенка», — сказала Линдси). Также Коннор предположил, что они неправильно питаются. Недостаток овощей и переизбыток полуфабрикатов сделал их менее энергичными.

У Линдси была другая версия.

— Думаю, это из-за воды, — ввернула она в один из их вечерних разговоров. — Возможно, с промышленными растворителями дела обстоят хуже, чем мы предполагали.

— Из-за воды? — переспросил Коннор, который в эту секунду словно очнулся и услышал со стороны, какой бред они оба несут. — Господи, Линдси.

Выход: новые привычки

Коннор понимал, что проблема не в воде, не в парах ртути и недостатке зеленых овощей. И даже работа здесь ни при чем. Все дело в них самих. Они заговорили свое либидо до смерти.

Будучи прагматиком, он предложил установить секс-регламент: три раза в неделю — и в последующие несколько месяцев заставлять себя придерживаться его. «Нам нужно избавиться от привычки сидеть и говорить о том, почему у нас нет секса, и вернуть себе привычку им заниматься», — сказал он.

Коннор рассуждал, как экономист. Чтобы выяснить, из каких побуждений люди могут изменить свои привычки, Гэри Чарнес и Ури Гнизи, экономисты из Калифорнийского университета в Сан-Диего, провели следующий эксперимент: они предложили платить его участникам деньги за то, что те будут ходить в спортзал{31}. Одним добровольцам они заплатили всего за одно посещение, другим платили в течение некоторого времени. Затем они прекратили выплаты и второй группе и стали просто наблюдать за тем, что будет дальше. Деньги действительно мотивировали людей ходить на тренировки, но самым интересным оказалось то, что лежебоки, которых раньше было не выпихнуть из дома, продолжали заниматься и после того, как им перестали платить. Деньги помогли им преодолеть свою инертность — или покрыть свои «стартовые затраты». А потом походы в спортзал вошли у них в привычку, и они не стали от нее отказываться.