/

Теперь понимаешь?

/

И тихо закрыл двери.

13

Почему люди все время рассказывают мне истории? Открывают то, в чем себе-то признаться страшно?

После той ночи она зачастила в гости. Заходила без предупреждения, подкарауливая через глазок. И “случайно” выскакивала на лестницу, к мусоропроводу.

– Как ваш коньяк? – качала полупустым пакетом.

– В какую страну собираетесь?

Сквозь пластик виднелись упаковки тампонов и яичная скорлупа. Пустые бутылки. Изображая виноватую улыбку – чувствуя брезгливость и жалость, – я приглашал ее в гости.

Первые раз она долго ахала, металась по комнатам. Вынюхивала.

– Неужели сам все придумал? – гладила голые кирпичи.

Я доставал очередную бутылку, “Сухой, строгий коньяк для истинных гурманов”.

– Ты что, дизайнер? – пьяно спрашивала после третьей рюмки, показывая на экзотические тарелки на стенах. Я что-то придумывал в ответ, но она не слушала. Начинала рассказывать про детство и снова про сестру – со всеми подробностями, совершенно уже лишними в этой истории.

Почему у людей нет вкуса к таким вещам?

Я давно заметил – особенно это касается женщин.

В один из вечеров, прикончив бутылку, она вдруг обняла меня за шею.

Я мгновенно протрезвел. Отчетливо, как под микроскопом, ощутил ее губы, сухие и твердые, и что они перемещаются по лицу, как насекомое.

Она игриво отступила в комнату. Изображая возбуждение, я помог забраться на помост. Хотелось выпить еще, чтобы запьянеть хоть как-то. Но бутылка осталась там, в кухне.

Пальцы на ее ступнях судорожно сжались, распрямились.

Схватив ее за волосы, я поразился густой шевелюре – и закрыл глаза.

…Через полчаса, опасаясь, что она заснет прямо здесь, я стал потихоньку ее выпроваживать. Та сонно сопротивлялась, просила выпить. Пришлось пожертвовать остатками “Деламэна”. Прижав флакон, как ребенка, она долго шаркала ключом по двери. Наконец створка захлопнулась, все стихло.

Я из пушки в небо уйду!

Тиги-диги-ду! Тиги-диги-ду!

Убрав рюмки, я лег навзничь. На простыне заметил ее пепельный волос, смахнул на пол. Пытался вспомнить тело. Но ничего, кроме ощущения

/нашпигованности/,/ /не осталось.

Решил, что повторять не обязательно.

14

Ночь выдалась в Москве тихой, светлой – какие бывают накануне больших снегопадов. Облака стояли низко, и свет фонарей бросал на них рыжие отблески. Отдаленно шумело Садовое кольцо, и чей-то голос, певший из темноты, вплетался в его магический гул.

На Татарской улице светились витрины “Седьмого континента”. За стеклом, выложив бюсты на прилавки, беззвучно открывали рты продавщицы. У выхода сидел, уткнувшись в газету, пожилой охранник с эмблемой дракона на куртке. Крутилась у входа черная собачонка.

Из проходной напротив вышла женщина. Ее шуба была призывно распахнута, под ней виднелось легкое платье. Следом услужливо семенил напомаженный парень в полосатом костюме. Суетливо укладывал в багажник ее пакеты.

Перед тем как сесть в машину, женщина победно оглядывала улицу, щурилась. Под уличными фонарями лоснились ее уложенные на висках пряди. Она улыбалась, запахивала пальто. Дверь машины глухо защелкивалась.

Мечеть, откуда доносился голос, стояла в самом обычном московском дворике. Ее резная дверь была закрыта, но в подвальных окнах мерцал свет. То же электричество светилось в окнах палатки.

Внутри висели освежеванные туши в каплях крови, которая свернулась на белых жилах. Лежали бруски сырокопченого мяса, пачки чая. Белая жидкость в бутылках и стопки лепешек. Вокруг лампочки вилась тяжелая муха. Другая муха спала на портрете арабского шейха, чье заплывшее лицо, казалось, не имело черт.

И снова тишина наваливалась на город, затыкая все его щели. Но длилась она недолго. Тот, кто проходил в эту ночь по переулку, слышал из подвала мечети выкрики и шарканье ног – как если бы несколько человек шли в ногу, подпевая в такт шагу. Тот, кто заглянул в форточку, почувствовал, как струится сладковатый запах дыма или благовоний. Там, за стеклом, он различил бы людей, одетых в белые балахоны с прорезями для рук. И то, как они шли по кругу, покачивая в такт музыке высокими войлочными колпаками.

Постепенно темп их шага менялся, они переходили на легкий бег.

Слышался стук бубна или барабана, флейты.

Через минуту они бежали, кромсая воздух невидимыми саблями.

15

След машины, которая отъехала от проходной, исчез под снегом. Огни на воротах выключили. Последние окна в домах погасли, и теперь только фонари и витрина освещали улицу.

Мне привиделась странная вещь, хвост огромной змеи или ящера, который переползал улицу. В конце квартала отчетливо виднелось его невероятное, покрытое мелким узором тулово. Как оно поблескивает – и медленно движется. Как будто гигантская гидра перемещалась по переулкам ночной Москвы. Дракон, чудовище.

Несколько секунд я просто не мог оторвать от него взгляда. Потом, опомнившись, схватил из сугроба дворницкий лом. Бросился на перекресток. Но ничего, кроме следа – словно волоком тащили дерево,

– не обнаружил. Гидра исчезла.

След уводил в подворотню, я медленно вошел во двор. И снова увидел лоснящийся орнамент. Тогда, вскинув лом, со всей силы метнул, целясь в голову. Но лом глухо стукнулся в стену.

На снег посыпалась штукатурка.

В сугробе одиноко торчала старая новогодняя елка.

…Вернувшись в квартиру, я полностью разделся. Не зажигая света, прошел по ледяным плитам в темную комнату.

Свет луны сочился через жалюзи, расчерчивая стену ровными голубыми полосами.

Я сделал шаг влево – на стене возникла тень.

Она сделала несколько движений.

Шаг вправо, тень исчезла.

Это был безмолвный, исступленный танец. Я размахивал руками, вскидывал колени. Мотал головой, крутился. И тень повторяла за мной все движения.

Или я копировал, что видел?

Наконец луна исчезла, экран погас. Мокрый от пота, я очутился на холодном полу. Обхватил голову. Что со мной происходит?

Дрожащими руками наглухо зашторил окна.

16

За месяц я обошел все более-менее интересные заведения района.

Их оказалось не много.

В “Стейке” на Пятницкой неплохо готовили мясо, но по вечерам туда набивались экспаты. Клуб “Рокас” на Трешке славился проститутками, и мне даже приглянулась одна брюнетка с морковным соком. Но я откладывал, смотрел, как уводят другие.