Может, Гермес слышал, а может, и нет. Не важно, он бы и не явился. Ведь куда забавнее посмотреть, до какой крайности я дойду, как я буду, барахтаясь, проклинать его. Отец мне тоже не поможет. Ээт мог бы – хотя бы чтоб поиграть своей силой, – но он на другом конце света. Дозваться его у меня не больше надежды, чем взлететь.

Подумалось: я еще более одинока, чем моя сестра. Я иду к ней, а ко мне никто не придет. Эта мысль меня успокоила. В конце концов, я всю жизнь была одна. Ээт и Главк – лишь остановки на протяжении моего одиночества. Опустившись на колени, я зарылась пальцами в песок. Почувствовала жесткие песчинки под ногтями. В голове пронеслось воспоминание. Мой отец сообщает Главку наш древний непреложный закон: ни один из богов не властен отменить сделанное другим богом.

Но это сделано мной.

Луна над моей головой совершала свой путь. Волны касались ног холодными губами. Девясил, думала я. Ясень, олива и серебристая пихта. Белена и обожженная кора кизила, а в основе состава – моли. Моли, чтобы разрушить проклятие, преодолеть мое злое намерение, перевоплотившее Сциллу, ведь с него-то все и началось.

Я стряхнула песок, поднялась. Мешочек с травами висел на плече. Я шла, и склянки слегка позвякивали – будто вздрагивали на козьих шеях колокольчики. Вокруг разносились запахи, привычные, как собственная кожа, – земли и цепких корней, соли и отдающей железом крови.

* * *

Наутро люди были мрачны и молчаливы. Один смазывал маслом уключины, чтобы не скрипели, другой оттирал пятна на палубе, а я не могла понять, от солнца лицо его покраснело или от горя. Третий, чернобородый, молился на корме, поливая вином волны. На меня никто не смотрел – я все-таки сестра Пасифаи, а на ее помощь они давно уже не рассчитывали. Но я чувствовала сгущающее воздух напряжение и удушающий страх, что нарастал в них с каждой минутой. Смерть приближалась.

Не думай об этом, велела я себе. Будь стойкой, и никто сегодня не погибнет.

У начальника стражи опухло лицо, глаза пожелтели. Звали его Полидамант, и был он человеком крупным, но со мной одного роста, я ведь богиня.

– Мне нужен твой плащ, – сказала я ему, – и хитон тоже, немедленно.

Он сощурил глаза, и я прочла в них невольное “нет”. Я поняла уже, каков он – человек, ревниво оберегающий свою маленькую власть, для которого я всего лишь женщина.

– Зачем?

– Затем, что я не желаю смерти твоим товарищам. Или мы в этом не согласны?

Мои слова разнеслись по палубе, и тридцать семь пар глаз обратились к нам. Начальник стражи сорвал одежды, отдал их мне. Таких изысканных ни у кого в команде не было: непомерно роскошная белая чесаная шерсть, отороченная темно-лиловой, волочившейся по палубе каймой.

Подошел Дедал, встал рядом.

– Могу я чем-нибудь помочь?

Я попросила его подержать плащ – прикрыть меня. Разоблачилась, натянула хитон. Проймы зияли, талия вздувалась пузырем. Кислый запах человеческой плоти окутал меня.

– Поможешь мне с плащом?

Дедал накинул на меня плащ, скрепил золотой фибулой в форме осьминога. Тяжелые, как одеяла, одежды болтались на мне и соскальзывали с плеч.

– Сожалею, но на мужчину ты не очень похожа.

– А я и не хочу быть похожей на мужчину. Я хочу быть похожей на своего брата. Сцилла когда-то любила его и, может, любит до сих пор.

Я смазала губы приготовленным составом – гиацинт и мед, цветы ясеня и аконит, истолченные куском коры грецкого ореха. Прежде я наводила иллюзии на животных и растения, но на себя – никогда, и ощутила внезапно неуверенность, от которой упало сердце. Но отринула ее. Нет ничего губительнее для колдовских чар, чем страх неудачи. Вместо этого я сосредоточилась на образе Перса: праздный, самодовольный вид, раздутые мускулы и мощная шея, длиннопалые, ленивые руки. Все это я вызывала одно за другим и усилием воли вбирала в себя.

Открыв глаза, я увидела изумленный взгляд Дедала.

– Посади на весла самых крепких, – сказала я ему. Мой голос тоже изменился, стал ниже, разросся от божественного высокомерия. – И пусть они ни в коем случае не останавливаются. Что бы ни случилось.

Дедал кивнул. В руке он держал меч, и я увидела, что другие тоже вооружены – копьями, кинжалами да грубыми дубинками.

– Нет. – Я возвысила голос, чтобы слышал весь экипаж. – Она бессмертна. Оружие вам не поможет, лучше освободите руки, чтобы грести без остановки.

Тут же заскрежетали, входя в ножны, клинки, с глухим стуком опустились копья. Даже одетый в чужой хитон Полидамант подчинился. Я чуть не рассмеялась. Такого уважения мне в жизни не выказывали. Вот, значит, каково быть Персом? Однако на горизонте различались уже смутные очертания пролива. Я повернулась к Дедалу:

– Послушай, может статься, чары Сциллу не обманут и она узнает меня. Если так, рядом не стой. И проследи, чтобы остальные не стояли тоже.

* * *

Сначала спустился туман. Сырой и плотный, он обступил нас, застилая скалы, а потом и небо. Мы почти ничего не видели и слышали лишь, как водоворот оглушительно засасывает воду. Из-за него, конечно, Сцилла выбрала этот пролив. Кораблям, чтоб их не затянуло в воронку, нужно было идти вдоль расположенной напротив скалы. Там они и попадали прямо Сцилле в пасть.

Мы пробивались сквозь вязкий воздух. Вошли в пролив – и звуки сделались гулкими, отражаясь эхом от скальных стен. Моя кожа, палуба, поручни – все вокруг лоснилось от водяной пыли. Вода вспенилась, и весло скребнуло о скалу. Еле слышно, но люди вздрогнули, будто гром грянул. Над нами пряталась в тумане пещера. И Сцилла.

Мы шли вперед – мне так казалось, хотя в этой мгле невозможно было понять, быстро ли и далеко ли уже прошли. Гребцы дрожали от натуги и страха, уключины скрипели, несмотря на смазку. Я считала минуты. Наверняка она уже над нами. И сейчас подползает к выходу из пещеры, вынюхивая, кто помясистей. Хитоны моряков промокли от пота, плечи сгорбились. Те, кто не греб, укрылись, где могли, – скорчились за сложенными в бухту тросами да у основания мачты.

Я устремила взгляд вверх, и она появилась.

Серая, как туман, как сама скала. Я всегда представляла себе ее на кого-то похожей – на змею, осьминога, акулу. Но настоящая Сцилла ошеломляла, мой разум силился постичь ее грандиозность. Ее шея вздымалась выше корабельных мачт. Шесть голов – уродливых, бесформенных, как застывшая лава, – разинули пасти. Черные языки облизывали зубы – каждый длиною с меч.

Взгляд Сциллы был прикован к людям, а те ее и не видели – страх и пот застилали им глаза. Сцилла приближалась, сползая по скале. Зловоние рептилии ударило мне в нос – так скверно пахнет в извилистых подземных норах. Шеи ее переплетались, из одной пасти протянулась ниткой и капнула слюна. Тела ее я не видела. Оно было скрыто туманом, как и щупальца, о которых давным-давно говорила Селена, – мерзкие, бескостные, ни на что не похожие. Гермес рассказывал, что они как скрученные конечности рака-отшельника и Сцилла, спускаясь вниз за добычей, держится ими за стены пещеры.