(Перу, 1600), Комагатаке (Япония, 1640) и Паркер (Филиппины, 1641). И тем не менее даже их затмили Лаки (Исландия, 1783–1784) и Тамбора (Индонезия, 1815), выбросившие в стратосферу по 110 миллионов тонн сульфатных аэрозолей. С тех пор нам не приходилось сталкиваться с подобным размахом. Ни одна из последующих катастроф такого рода во всем мире – в том числе извержение Кракатау (26–27 августа 1883 года), когда взрывы были слышны даже в Западной Австралии[249], – не достигла и четверти их масштаба.

Нам в целом немногое известно о том, сколько людей погибло от извержений вулканов до XIX столетия. Нидерландские колониальные власти подсчитали, что извергшийся Тамбора погубил 71 тысячу, а Кракатау – 36 600 человек. Впрочем, по современным оценкам, при извержении Кракатау число жертв могло доходить до 120 тысяч[250], если принять во внимание многочисленные общины, жившие в районе Зондского пролива (их смело последующим цунами)[251]. Лаки убил пятую часть населения Исландии, а возможно, и четверть, и еще больше скота. Но в Исландии и так всегда мало кто жил. Азия, и особенно Индонезия – вот где вулканы уничтожают больше всего людей. Как удалось установить, за последние десять тысяч лет на Индонезию пришлось 17 % всех мировых извержений, но при этом 33 % таких, которые достоверно привели к человеческим жертвам[252]. Люди, менее склонные к риску, там бы просто не поселились.

Однако извержения вулканов не просто убивают тех, кто находится рядом. Они еще оказывают немалое влияние на климат и тем самым – на сельское хозяйство и пропитание. На территории нынешних Швейцарии, Эстонии, Латвии и Швеции зима 1601–1602 года случилась очень холодной – лед, сковавший гавань Риги, не таял дольше обычного, – а в России в 1601–1603 годах от голода, как принято считать, умерли более полумиллиона человек[253]. Не один год, после того как извергались Комагатаке и Паркер, в Японии, Китае и Корее выдавались холодное лето, засуха, плохие урожаи и голод. Засухи отмечались и на территории нынешних Украины и России, на Яве, в некоторых районах Индии, во Вьетнаме, на греческих островах и в Египте. Франция и Англия пережили несколько холодных и дождливых летних сезонов. Годы самого страшного голода, постигшие Японию времен сегуната Токугава (1638–1643, 1731–1733, 1755–1756, 1783–1788 и 1832–1838), совпадали с периодами высокой вулканической активности[254]. После того как проснулся вулкан Лаки, Бенджамин Франклин пораженно отмечал присутствие «постоянного тумана» над Европой и несколькими частями Северной Америки. В Великобритании лето 1783 года оказалось необычайно теплым из-за накопления пепла в атмосфере, но потом пришла необычайно холодная зима – из-за того, что воздух был полон диоксида серы, поглощавшего тепло. Приходские метрические книги в Англии и Франции указывают на значительную избыточную смертность, вызванную респираторными заболеваниями, к которым привело извержение Лаки. Зима 1783–1784 годов оказалась неимоверно суровой и в Северной Америке: Миссисипи замерзла в районе Нового Орлеана[255]. После извержения Тамборы от старой Англии до Новой Англии тоже наблюдались исключительно суровые холода – и урожай в это время, естественно, был скудным[256]. А «работа» Кракатау не только снизила температуру в Северном полушарии на 0,4 °C[257], но и позволила всему миру еще много месяцев любоваться зрелищными закатами[258]. (Полагают, что один из таких закатов изображен на картине Эдварда Мунка «Крик».)

Историки по традиции причисляют все свидетельства о температурах ниже средней в период с 1500 по 1800 год к фактам, подтверждающим наличие Малого ледникового периода. Недавно группа исследователей выдвинула смелую гипотезу, согласно которой «глобальное снижение концентрации CO2 на 7–10 миллионных долей, произошедшее в конце XVI – начале XVII века и повлекшее снижение температуры воздуха по всему миру на 0,15 °C, было… результатом широкомасштабного вымирания населения обеих Америк после прибытия в Новый свет европейцев и последующих изменений в землепользовании», в частности возвращения прежде возделываемых земель в состояние естественного леса[259]. Впрочем, при ближайшем рассмотрении Малый ледниковый период – какими бы ни были его причины, – как кажется, теряется из вида. И после 1600 года температура в Европе порой надолго поднималась выше среднего. В некоторых областях Европы было не столь холодно и сыро (скажем, Малый ледниковый период почти не затронул Грецию). Самые значительные отрицательные аномалии (температуры ниже средней на 0,8 °C) наблюдались в начале XVII века на северо-западе Центральной Азии, в регионе, который почти не интересует западных историков[260]. Как отмечено в одном недавнем исследовании, у нас нет никаких подтверждений того, что распределение летних температур на территории исторических Нидерландов с XIV по XX век хоть как-то менялось. Если бы Малый ледниковый период действительно имел место, он бы, несомненно, проявился в снижении урожайности и остановке роста населения, тогда как мы совершенно не наблюдаем подобных тенденций. Более того, к 1820 году население Европы было примерно в 2,5 раза больше, чем в 1500-м. Английских историков многие годы влекли картины с замерзшей Темзой – чем не подтверждение Малого ледникового периода? Но река заледенела потому, что широкие опоры старого Лондонского моста сыграли роль плотины и создали запруду со стоячей водой, которая с легкостью могла замерзнуть. С 1660 по 1815 год это случалось дюжину раз – и лед был настолько толстым, что в 1683–1684, 1716, 1739–1740, 1789 и 1814 годах на реке устраивали ярмарки. Все это прекратилось после того, как в 1831 году мост заменили[261].

Но можем ли мы объяснить этими геологическими нарушениями значительные общественные и политические волнения? Предлагались такие примеры: падение Константинополя (1453); Смута в России после смерти царя Бориса Годунова (1605); колонизация Северной Америки англичанами[262] и начало Великой французской революции[263], не говоря уже о появлении в 1817 году в Бенгалии нового смертоносного штамма холерного вибриона[264]. Некоторые доходили даже до того, что связывали изменение климата, вызванное активностью вулканов, с подъемом социализма и национализма. И все же кажется, что придавать геологии слишком большую способность влиять на историю – например, пытаться приписать вулкану на Аляске роль в падении Римской республики, – это ошибка. В каждом из этих случаев присутствовало великое множество других факторов, помимо холодной погоды и неурожаев. Скорее нам следует отметить два момента. Во-первых, в движении литосферных плит нет и намека на цикличность. А во-вторых, несмотря на наше превосходство над древними римлянами в научном познании, масштабное событие, подобное извержению Тамборы, поразит нас точно так же, как поразило их, и по той же самой причине: со времени поистине мощного извержения вулкана прошло очень много лет. И именно непредсказуемая периодичность геологических катастроф – с долгими и при