Варшава направлялась спать. Поток экипажей, приближаясь к окраинам, дробился на мелкие ручейки и слабел. Не доезжая Толкучего рынка, колонна свернула на Дикую и подкралась к Повонзковской заставе. Открылась длинная и унылая Бураковская улица. Она была застроена домами невзыскательной архитектуры, многие из которых больше походили на трущобы. На улице не горел ни один фонарь. Нужный им дом был последним по левой стороне. Вовсю светила луна, придавая действию какой-то мистический оттенок. Лица агентов были напряжены, да и Алексей волновался. Все, началось! Лошади перешли на стремительный бег. Вот и притон Яна Касъера. Заранее подосланный филер, верзила Тарковский, распахнул ворота. Пролетки ворвались в тесный двор. Тут же во втором этаже раздался звон разбиваемого стекла, а следом — приглушенные крики. Лыков соскочил, снес широкоплечего хлопца, пытавшегося не пустить его в подъезд, и ринулся по лестнице наверх. Счет шел на секунды. Если Егор не сумел отодвинуть засов, его там сейчас убивают…

Рывок — и железная дверь распахнулась. По инструкции, Иванов должен ожидать полицейских на входе и тотчас же ретироваться на площадку. Однако в прихожей было пусто. На полу лежал опрокинутый табурет, а из комнат доносился топот ног. Удирают!

Алексей влетел в первую комнату. Бородач с кастетом на волосатом кулаке кинулся было ему навстречу. Коллежский асессор пальнул в потолок и гаркнул страшным голосом:

— Застрелю, сволочь!!

Бандит сразу бросился на пол и закрыл голову руками.

Кто-то выстрелил из темного коридора. Над макушкой Алексея словно дунул короткий ветерок… Отвечать было нельзя — где-то там находился его помощник. И Лыков, убрав «Веблей» за спину, попер прямо на дуло. У стрелка не выдержали нервы, он повернулся и побежал. Сыщик одним прыжком догнал его, уложил ударом в ухо и ринулся дальше.

— Егор! Егор! — кричал он, разбрасывая по сторонам всех, кто попадался на пути. В длинном коридоре-анфиладе сбилась целая толпа разного сброда. Тут были ребята в дешевых галстуках и бородатые дядьки в русских поддевках. Они разлетались по углам, будто их сносил бешеный бык. Паника, крики, шум борьбы… Агенты шли следом, как македонская фаланга, и вязали пленных. Стрельбы больше не было, но в одном месте тускло блеснул клинок. Лыков влетел в смельчака ногой, со всей силы. Тот повалился на стол и сбил лампу. Ковер загорелся, но пламя тут же затоптали.

Анфилада из пяти или шести комнат никак не кончалась. Всюду стояли столы — либо с картами и банкнотами, либо с бутылками и закуской. Среди натужного дыхания и криков слышались истерично визжавшие женские голоса. С грохотом летела на пол мебель. Вдруг опять шмальнуло из глубины, и один из агентов возле Лыкова, пошатнувшись, присел у стены. Коллежский асессор пошел на выстрел.

Открылась последняя комната, самая большая. Из нее на Лыкова кинулись двое, по виду русские. Сыщик хватил их головами друг о друга и бросил по сторонам. И тут от дальней двери раздался требовательный окрик:

— А ну замри, где стоишь!

Сразу сделалось тихо. Сыскные набегали сзади, утыкались в Лыкова и тихонько проталкивали его вперед. В углу застыл мужик с отталкивающей физиономией уголовного и скалился, показывая щель между зубами. Одной рукой он держал лыковского помощника за волосы, а второй упирал ему под ухо большой нож.

— Ни шагу боле, фараоны! Зарежу вашего щенка!

Сыщик достал «Веблей» и навел его на бандита.

— Дыру в башке захотел? А ну отпусти! Иначе спишу в расход.

Но Гришка Худой Рот не испугался, а только плотнее прижался к Егору.

— Валяй, стрельни! — крикнул он, высовываясь из-за не имеющего чина. — Мальчонка твой и не жил почти. Мне-то он не нужон, а тебе? Грех-от твой будет!

Алексей смерил взглядом расстояние. Две сажени. В броске не доберешься — успеет чиркнуть по сонной артерии. Надо стрелять…

— Чего ты хочешь?

— Че хочу? Чарку мяса да фунт вина, гы-гы!

Фартовый сохранял присутствие духа и держал Егора крепко. Глаза дерзкие, лихие и притом внимательные. Вот Гришка сделал шаг назад, волоча за собой не имеющего чина. До двери в подвал ему осталось всего ничего. В этот момент во взгляде бандита что-то поменялось. Лыков нутром почувствовал, что тот решил кончить Егора. Ударит, толкнет на сыскных. А пока те кинутся спасать мальчишку, убежит в подвал. Как быть?

— Слышь, баран! Вели своим отступить. И сам сдай. Выметайтесь все на хрен в другую комнату! Тогда малец еще, может, и поживет…

Лыков обернулся. Пять или шесть сыскных агентов с револьверами столпились позади него, готовые броситься вперед. Не дай бог кто-нибудь из них сейчас выстрелит! Из-за спин людей высовывался обер-полицмейстер и делал Алексею какие-то знаки. Вот еще командир нашелся! Надо было срочно что-то предпринять, пока Егора не убили.

— Всем опустить оружие и сделать пять шагов назад! — приказал подчиненным Лыков. Агенты, секунду помешкав, начали было отодвигаться, но уперлись в генерала. Тот не сходил с места, только еще сильнее замахал руками.

— Марш назад, я сказал!!!

Лыков рявкнул так, что задрожали стекла. Едва не сбив Толстого с ног, сыскные ретировались в соседнее помещение.

— Ну, видишь, ушли. Что… — начал поворачиваться к Гришке Алексей. И выстрелил, не договорив. На месте левого глаза бандита образовалась дыра, и он улетел к двери.

В тишине Егор на нетвердых ногах сделал несколько шагов и сел на подоконник.

— Уф…

Вбежал разъяренный обер-полицмейстер и закричал:

— Как смели вы, Лыков, не выполнить моего указания? И рискнуть жизнью подчиненного!

— И вовсе я не рисковал, — ответил коллежский асессор. — Где вы увидали риск?

— Как где? Вы же его чуть не застрелили! Надо было, как я показывал, броситься всем вдруг и повалить негодяя! Ничего не могут без руководства!

Лыков осмотрелся. Нарбутт, Гриневецкий и несколько сыскных стояли вокруг и слушали их с генералом спор. Остальные в других комнатах вязали арестованных.

— Свечку на столе видите?

— Какую свечку? — завертел головой обер-полицмейстер. — Вон ту? Вижу. И что с того?

Лыков выбросил руку и выстрелил не целясь. Свеча потухла.

— Вот так! До нее три с половиной сажени, и я погасил пламя навскидку. Гришка стоял у меня на прицеле в двух саженях. Риску для Егора Саввича не было никакого.

Толстой с ошарашенным видом переводил взгляд с дымящейся свечи на дымящийся лыковский револьвер.

— Если кто тут и поставил жизнь агента под угрозу, то это вы, — сказал сыщик неприязненно, глядя генералу в переносицу.

— Я?

— Вы. Своим неуместным вмешательством в операцию. Военный человек, а не знаете, что в бою у солдат должен быть только один командир!