— Даже только шестнадцать! — воскликнула старшая кухарка. — Ну, тогда смелей!

Наверху она ввела Карла в комнату, которая, правда из-за наклонной стены, выглядела уже как мансарда, но при свете двух электрических лампочек оказалась в остальном очень уютной.

— Вы не робейте, — сказала старшая кухарка, — эта комната — не гостиничный номер, а часть моей квартиры, состоящей из трех комнат, так что вы меня нисколько не стесните. Я запру эту вот дверь, чтобы вы чувствовали себя совершенно свободно. Утром вы, конечно, как новый гостиничный служащий, получите свою комнатку. Если б вы пришли с товарищами, я бы устроила вас всех в общей спальне для персонала, но, так как вы один, я думаю, для вас лучше будет здесь, хотя спать придется на диване. А теперь доброй ночи, отдохните как следует перед работой. Завтрашний день пока не самый напряженный.

— Премного благодарен вам за вашу любезность, — сказал Карл.

— Подождите, — сказала она, остановившись на пороге, — иначе вас скоро опять разбудят. — Она подошла к боковой двери, постучала и крикнула: — Тереза!

— Слушаю, госпожа старшая кухарка, — послышался голос молоденькой пишбарышни.

— Когда ты пойдешь будить меня утром, ступай через коридор, здесь в комнате спит гость. Он до смерти устал. — Она улыбнулась Карлу. — Понятно?

— Да, госпожа старшая кухарка.

— Ну, тогда доброй ночи!

— И вам доброй ночи.

— Дело в том, — сказала старшая кухарка, как бы поясняя, — что уже несколько лет я ужасно плохо сплю. А ведь теперь я могу быть довольна своим положением и, откровенно говоря, слишком-то не хлопотать. Но должно быть, результаты моих прежних забот и наградили меня этой бессонницей. Если я засну часа в три ночи — уже надо радоваться. Но так как в пять, самое позднее в половине шестого, пора вновь приступать к работе, я вынуждена просить, чтобы меня будили, причем осторожно, чтобы нервы не расходились пуще прежнего. И будит меня Тереза. Ну, теперь вам все уже известно, да и я ухожу не навсегда. Доброй ночи! — И, несмотря на свою полноту, она прямо-таки выпорхнула из комнаты.

Карл предвкушал сон, так как этот день очень утомил его. А более уютной обстановки для долгого, безмятежного отдыха и пожелать было нельзя. Правда, комната служила не спальнею, скорее уж это была гостиная или, вернее, парадный салон госпожи старшей кухарки, и умывальник принесли сюда специально на этот вечер, ради Карла, и тем не менее он не чувствовал себя незваным гостем, наоборот, был, как никогда, обласкан. С чемоданом все было в порядке, и, пожалуй, он давненько не бывал в большей безопасности. На низком комоде, покрытом ажурной шерстяной накидкой, стояли в рамках и под стеклом всевозможные фотографии; осматривая комнату, Карл остановился взглянуть на них. В большинстве снимки были старые и изображали девушек в допотопных неуклюжих платьях и небрежно приколотых, крохотных, но довольно высоких шляпках; опершись правой рукою на зонтик, они смотрели на зрителя, однако поймать их взгляд никак не удавалось. Среди фотографий мужчин Карл обратил внимание на портрет молодого солдата с буйной черной шевелюрою, который, положив кепи на столик, стоял по стойке «смирно» и едва сдерживал переполнявший его горделивый смех. Пуговицы его мундира на фотографии были подкрашены золотом. Все эти снимки, вероятно, были привезены из Европы, и, наверное, подтверждение тому можно было прочесть на обороте, но Карлу не хотелось брать их в руки. Он мечтал вот так же поставить в своей комнате фотографию родителей, как стояли здесь эти.

После основательного мытья с ног до головы — из-за соседки Карл постарался сделать это как можно тише — он вытянулся в предвкушении сна на канапе, и тут ему почудился слабый стук в дверь. Нельзя было сразу установить, в какую именно дверь стучали; впрочем, это мог быть и просто случайный шорох. Повторился он не сразу, и Карл уже задремал, когда тихий звук послышался вновь. Но теперь уже не было сомнения, что это стук и идет он от двери пишбарышни. Карл на цыпочках подбежал к двери и спросил так тихо, что, если бы за стеною все-таки спали, он никого бы не разбудил:

— Вам что-нибудь нужно?

Тотчас и так же тихо ответили:

— Не могли бы вы открыть дверь? Ключ с вашей стороны.

— Пожалуйста, — сказал Карл, — только сначала я должен одеться.

Маленькая пауза, затем послышалось:

— Это не обязательно. Отоприте и ложитесь в постель, я немного подожду.

— Хорошо, — согласился Карл и так и сделал, а заодно включил электрический свет. — Я уже лег, — сказал он чуть погромче. И вот из своей темной комнаты вышла маленькая пишбарышня, одетая точно так же, как внизу, в конторе, наверное, все это время она и не думала спать.

— Очень прошу извинить меня, — сказала она и остановилась, чуть склонившись, у постели Карла, — и не выдавайте меня, пожалуйста. Я не собираюсь вам долго мешать, я знаю, что вы смертельно устали.

— Ничего-ничего, — ответил Карл, — но, вероятно, мне было бы все же лучше одеться. — Ему пришлось лежать, вытянувшись пластом, чтобы укрыться одеялом до подбородка, так как ночной рубашки у него не было.

— Я только на минутку, — сказала она и взялась за спинку кресла. — Можно мне сесть поближе?

Карл кивнул. Она уселась так близко от канапе, что Карлу пришлось отодвинуться к стене, иначе он не видел ее лица. А лицо у нее было круглое, правильное, только лоб необычайно высок, хотя, быть может, это впечатление создавала прическа, которая ей не шла. Одета она была очень чистенько и аккуратно. И в левой руке комкала носовой платок.

— Вы здесь надолго останетесь? — спросила она.

— Это пока не совсем ясно, — ответил Карл, — но думаю, что останусь.

— Вот было бы замечательно, — сказала она и провела платком по лицу, — ведь я так одинока здесь.

— Странно, — отозвался Карл. — Госпожа старшая кухарка так дружелюбно к вам относится. Она обращается с вами вовсе не как с подчиненной. Я даже подумал, что вы родственницы.

— О нет, мое имя — Тереза Берхтольд, я из Померании.

Карл тоже представился. Теперь она посмотрела на него в упор, словно, назвав свое имя, он стал для нее более чужим. Минутку они помолчали. Затем она сказала:

— Не думайте, что я неблагодарная. Без госпожи старшей кухарки мне пришлось бы много хуже. Раньше я работала на кухне здесь, в гостинице, и мне уже грозило увольнение, так как я не справлялась с этой тяжелой работой. Здесь предъявляют очень высокие требования. Месяц назад одна из кухонных девушек от переутомления упала в обморок и две недели пролежала в больнице. А я не очень-то сильная, в детстве мне порядком досталось, и поэтому я несколько отстала в развитии; вы, наверное, не дадите мне моих восемнадцати лет. Но теперь я уже становлюсь покрепче.

— Служба здесь, должно быть, и впрямь очень утомительна, — заметил Карл. — Внизу я только что видел, как мальчик-лифтер спал стоя.

— При том, что лифтерам живется лучше других, — добавила она, — они получают хорошие чаевые и в конечном счете далеко не так надрываются, как кухонный персонал. Но вот однажды мне улыбнулось счастье: госпоже старшей кухарке понадобилась девушка, чтобы свернуть салфетки для банкетного стола, она послала к нам на кухню за кем-нибудь из девушек, нас здесь около пятидесяти, я оказалась под рукой и очень ей понравилась, потому что всегда умела ловко сворачивать салфетки. Тогда-то она и перевела меня из кухни к себе поближе и постепенно сделала своей секретаршей. При этом я очень многому научилась.