Сознание у разных людей работает примерно одинаково, но, в то же время, каждому человеку присущи единственные в своем роде, индивидуальные особенности, поэтому резонно предположить наличие определенного диапазона сходств и отличий, и для каждого из нас, по-видимому, характерно особое место на его шкале.

Когда вторая собака, встретившаяся мальчику, попадает в поле его зрения и слуха, при наличии определенной степени сходства внешнего облика и издаваемых ею звуков с тем, что уже запечатлелось в его памяти, сознание автоматически соединяет два этих впечатления. Эта связь, в свою очередь, приводит к высвобождению негативной энергии, которая воздействует на физическое тело и порождает неприятное предчувствие или ужас. Степень переживаемого дискомфорта или эмоциональной боли прямо пропорциональна серьезности травмы, полученной в результате первой встречи с животным.

То, что происходит потом, психологи называют проекцией. Я определяю это как еще одну мгновенную ассоциацию, благодаря которой реальность с точки зрения мальчика кажется ему бесспорно истинной. Его тело заполнено негативной энергией. В то же время он переживает сенсорный контакт с собакой. Его сознание связывает воспринимаемую глазами и ушами чувственную информацию с бродящей в нем болезненной энергией, и из-за этого ему кажется, что источником боли и страха является собака, которую он видит и слышит.

Психологи называют такие ситуации проекционными, так как мальчик проецирует испытываемую боль на собаку. Эта болезненная энергия отражается назад, и собака кажется ему опасной и таящей угрозу. Вследствие этого процесса вторая собака превращается в подобие первой, память о которой хранится в сознании мальчика, и это несмотря на то, что информация, которую вторая собака генерирует о своем поведении, не только не идентична, но прямо противоречит поведению укусившей его собаки.

Поскольку обе собаки - та, что внутри, и та, что снаружи - ощущаются совершенно одинаково, крайне маловероятно, чтобы ребенок сумел разобраться в поведении второй собаки настолько, чтобы допустить мысль о ее отличии от первой. Поэтому вместо того, чтобы отнестись ко второй встрече как к возможности узнать нечто новое о собачьей сущности, он ощущает опасность и угрозу.

Стоит задуматься над тем, что во всем этом процессе может указать ребенку на то, что его переживание ситуации не является абсолютно и бесспорно истинным? Ведь страх и боль, которую он ощущал в своем теле, были настоящими.

Как обстоят дела с воспринятыми возможностями? Были ли они истинными? С нашей точки зрения, нет. Но с позиции мальчика могли ли они представлять что-то иное, нежели истинно реальную ситуацию? Была ли у него альтернатива? Во-первых, он был не в состоянии воспринять возможности, знанием о которых пока не располагал. Очень сложно научиться новому, когда пребываешь в состоянии страха, ведь, как уже известно, страх является формой энергии, подрывающей силы. Он заставляет отступить, занять оборонительную позицию и сузить фокус внимания, и благодаря этому нам очень трудно, если не невозможно, открыть себя новым впечатлениям и знаниям.

Во-вторых, и я уже отмечал это, для мальчика собака является источником боли, что в определенном смысле соответствует правде. Вторая собака, хотя и вызвала болевые ощущения, которые уже присутствовали в его сознании, действительным источником боли не является. Это животное было заряжено позитивной энергией, вошедшей в соединение с негативной энергией мальчика посредством автоматического ментального процесса, скорость протекания которого невероятно высока. Сам мальчик совершенно не осознает этот процесс. Что касается мальчика, то с какой стати ему опасаться того, что воспринимаемая им информация о собаке не является абсолютной истиной?

Как видите, поведение собаки не имеет никакого значения, равно как и попытки других людей объяснить ребенку, что ему нечего бояться, так как любая генерируемая собакой информация, безотносительно степени ее позитивности, воспринимается им с негативной точки зрения. Ему ни за что не догадаться о том, что переживание боли, страха и ужаса исходит от него самого.

Итак, ребенок способен генерировать в себе собственную боль и вместе с тем быть твердо убежденным в том, что негатив приходит извне. С таким же успехом трейдеры могут при взаимодействии с рыночной информацией генерировать собственные переживания страха и эмоционального страдания, будучи при этом уверенными в том, что страх и боль полностью оправданы обстоятельствами. Лежащие в основе вышеозначенных реакций психологические силы работают по одной и той же схеме.

Одной из основных целей, стоящих перед трейдером, является восприятие предоставляемых возможностей, а не страх угрозы переживаний. Для того чтобы научиться концентрации на возможностях, следует уметь четко распознавать и понимать источник угрозы. И это не рынок. Рынок с нейтральной позиции генерирует информацию относительно возможности ценового движения. Одновременно он предоставляет (наблюдателю) бесчисленное множество возможностей действовать исходя из собственных интересов. Если воспринимаемое в тот или иной момент времени вызывает у вас чувство страха, задайтесь вопросом: является ли информация опасной по сути, или вы просто переживаете эффект отраженного состояния собственного сознания (как в вышеприведенном примере)?

Понимая, сколь непросто принять эту идею, я дам еще один пример, ее иллюстрирующий. Предположим, что последние две или три ваши сделки обернулись потерями. Вы наблюдаете за изменениями цены и видите, что на рынке присутствует набор переменных, используемых вами при идентификации торговой возможности. Вместо того чтобы немедленно открыть позицию, вы начинаете колебаться. Сделка выглядит настолько рискованной, что вас посещают сомнения относительно того, на самом ли деле появился сигнал. Как следствие, начинается сбор информации в поддержку ваших сомнений. В обычной ситуации такого типа информация, как правило, игнорируется — ваша торговая стратегия вообще не подразумевает ее использование.

Между тем движение цены продолжается. К сожалению, она все дальше отходит от начального уровня, на котором вы бы открылись, не одолей вас колебания. Теперь вы переживаете конфликт, а войти в рынок все-таки хочется, но и мысль об упущенной возможности нестерпима. По мере удаления цены от уровня предполагаемого входа растет и долларовое выражение риска. Перетягивание каната в вашем сознании становится еще интенсивнее. Не хочется ни упускать шанс, ни крупно потерять деньги. В конце концов, все заканчивается ничем, так как конфликт парализовал вашу волю. Вы оправдываете бездействие, говоря себе, что гоняться за рынком слишком опасно, но каждый ценовой тик в направлении того, что могло оказаться прибыльной сделкой, кувалдой обрушивается на вашу голову.

Если вам знаком этот сценарий, прошу задаться вопросом о том, что вы воспринимали в момент колебаний: предоставляемую рынком возможность или то, что отражалось назад в вашем сознании? Рынок одарил вас сигналом. Но он не был воспринят с объективной или позитивной точки зрения. Вы не увидели в этом возможность переживания позитивного чувства, которое появилось бы после прибыльной сделки, а ведь рынок дал вам этот шанс.