– Жду, – сквозь зубы выдавила я.

И ждала. Ходила из угла в угол и переживала. Ехал он долго, я успела себя накрутить по классической модели: я ничего не сделала, я не виновата, идите на хуй.

Модель посыпалась режущими осколками, как только Илья переступил порог с таким лицом, что у меня органы внутри в тугой узел завязались. Нет, он уже был не зол. Совсем нет. Гораздо хуже – в глазах неодобрение и мрачность. Когда он на сильных эмоциях это все гораздо легче пережить, но не когда он уже сделал выводы…

Прошел за мной на кухню. Молча плеснула ему вискаря и поставила тарелку с нарезкой. Бахнул. Жестом сказал открыть окно, глядя в угол кухни и достав сигареты.

Села напротив него тоже глядя в сторону. Он скурил до половины. Прикрыл на мгновение глаза и негромко, ровно начал:

– Во-первых: когда я сказал, что мы должны быть в хороших отношениях с этими людьми, я категорически не имел в виду, что ты должна... – губы сжались, затяжка.

– Становиться шлюхой, – подсказала я, усмехаясь и исподлобья глядя на Илью, зло посмотревшего на меня.

– Должна использовать такие способы, – проигнорировав мою провокацию, завершил он. – Во-вторых, – ткнул сигаретой в блюдце с налитой водой и смотрел как она гаснет, – Истомин участвует в таких замутах, что его окружение с очень большой натяжкой можно назвать людьми хотя бы с человеческими понятиями, не говоря уже о мужской чести. Сделай выводы, держа в уме поговорку "скажи мне кто твой друг, я скажу кто ты". – В третьих: он в этих замутах не только участвует, но и занимается созданием некоторых. Более того, он занимается еще и тем, на что полномочий не имеет, и если это вскроется... Из этого тоже сделай вывод. Как и из того, что там, где он находится, есть определенный регламент образа жизни и существуют очень своеобразные представления о том, что дозволено, что нет, и что такие люди как он должны делать в обязательном порядке, несмотря на любые, понимаешь меня? Любые обстоятельства. И регламент того, что делают с такими людьми и их окружением, когда случается косяк, а как я уже говорил, Истомин очень рисковый человек, потому что об этом всем прекрасно знает и все равно делает вещи, которые ему делать нельзя.

– Ты о чем?

– О том, что я начинаю сожалеть о принятом решении, но отступать уже поздно. Мне. – Поднял на меня тяжелый взгляд. – Я знаю, что несмотря ни на что, я всегда могу на тебя положиться и тебе доверять, потому что ты никогда не была из числа неосмотрительных дур, значит, сделаешь выводы из того, что я тебе сказал и будешь осторожной. Но, повторюсь: выбирай, кого хочешь и делай с ними, что посчитаешь нужным, только не из этой стаи. – Губы сжались и он совсем негромко произнес, – потому что в случае чего я тебе помочь не смогу и не знаю, что я тогда сотворю. Не только с ними. Чтобы ты понимала, для мужика вообще сложно признать свою неспоспособность в чем-либо, но я тут не перед бабой сижу рисуюсь, я разговариваю со своей сестрой, прекрасно знающей кто, что, кого и почем в этой жизни. И говорю на равных. Ты моя сестра. Ты единственный в этом мире мой родной человек. И я тебя прошу не делать ошибки. Я мог бы начать с ора и скандала, более того, я так и хотел сделать. Благо успокоиться успел и вспомнить, что хорошо знаю, что ты адекватна и что бы ты не делала, всегда понимала, чем это может обернуться. Потому я тебя прошу, Алена. Я. Очень. Тебя. Прошу. – С нажимом, чеканя каждое слово, тяжело глядя на меня, у которой внутри отчего-то вскипел протест.

– Какова альтернатива, Илюш?

– Она нужна? – вскинул бровь и в глазах такое выражение…

Удивлен. Очень удивлен. Почти в смятении и на дне его глаз вспыхивает ярость. Он вообще не предполагал такого, он ехал разговаривать с родной сестрой, а не сталкиваться… вот с этим. Что разомкнуло мои губы и выдало очень тупую провокацию.

– Нет, – тихо, отводя глаза, ощущая, как чувство стыда сминает что-то злорадно рассмеявшееся внутри. Неприятное. Чужое. И очень тупое. – Нет, я поняла. Мы просто поужинали пару раз... Илья, там без... без претензий на что-то большее.

– Давай безо лжи. – Сжал челюсть, отводя от меня злой взгляд.

Естественно. Он слишком хорошо меня знает, он слишком не дурак, чтобы не состыковать простые факты и не прийти к тому, в чем я себе признаваться не хочу.

Повисла долгая тягостная тишина. Илья усмехнулся, прикрывая глаза и качая головой. Прикусил губу на мгновение и с тенью надежды негромко произнес:

– Леська беременна.

– Да ты что! – вскочила со стула и метнулась к нему, чтобы обнять изо всех сил, пряча лицо в его плечо и зажмуривая глаза, давая себе мгновение на незаметную для него постыдную слабость. – Господи, Илюш, поздравляю!

***

С Истоминым мы встретились утром следующего дня.

В офисе открытого подписного финансового консорциума, то бишь объединения нескольких солидных независимых друг от друга шараг, банчащих ценными бумагами и реализациями займов. Мы с Ильей подъезжали к офисному зданию, и когда я об этом узнала, я как охуела, так и не выхуела обратно.

Потому что теневой офис, основной для разворачиваемого Истоминым проекта с нашим участием, где сейчас интенсивно шли работы по подготовке, был на этаж выше консорциума, а организация, которая там располагалась, на этаж ниже переехала. А вообще, этажей в здании несколько. И фирм несколько. И пока мы поднимались на нужный этаж пешком по лестнице, ибо с лифтами возникла какая-то проблема, я узнавала некоторых людей из тех толп, что двигались по лестнице. Они приезжали с Истоминым, его бойцы невидимого фронта, вежливо здоровавшиеся с невозмутимым Ильей и бегающие в свои офисы. На свои этажи… Вот как-то подозрение возникает… Особенно после того, как нас проводили в кабинет, возле которого висела табличка, гласящая что там сидит Рачевский Иван Палыч, лидер консорциума, и в этом кабинете солидный дядька, стоя над креслом с Истоминым, разговаривал с ним как с акцептантом по поводу подписаниям им тратты и времени, когда с этим Ярославу Андреевичу удобнее будет решить, у меня прямо укрепилось подозрение, что Ярослав Андреевич малец того… не по моим возможностям, в общем. Мы, земляне, вообще мало что знаем об этих инопришеленцах, и быть первооткрывателем их секретиков что-то не тянет.

Иван Палыч быстренько дал по съебам, когда мы с Ильей опустились в кресла для посетителей перед его столом, за котором сидел Истомин с космической скоростью читающий и изредка подписывающий стопку бумаг. Причем подписи его разнились в зависимости от фамилий, которые были указаны в документах.

Они с Ильей обсуждали возникшие вопросы и пути решения проблем которые могут возникнуть в ближайшее время из-за этих вопросов, я с умным лицом сидела рядом с Ильей и чувствовала совершенно неуместное, просто абсолютно ненормальное с учетом всего контекста ситуации раздражение. От нейтральности. От абсолютной нейтральности Истомина. Знала, что это успокаивало моего брата, убеждающегося в том, что пара наших с ним встреч действительно была без претензий.

И это правильно. Вот это ровное отношение и должно быть. Мы связаны работой, именно такое взаимодействие она и подразумевает. Вот эти его интонации, когда в ответ на его вопросы я рассказывала о том, как продвигается создание зеркала и расписывала, что и когда будет сделано. Так и должно быть. Этот его абсолютно безэмоциональный взгляд, деловой тон, полное равнодушие.