Ох, как она ошибалась!

Через несколько дней, направляясь в канцелярский магазин за новой тетрадкой (заочка заочкой, но учебу и домашние задания никто не отменял!), Надя встретила ту девушку, Лизу, с которой познакомилась давеча на площади.

– Привет! – сказала та манерно, а потом вдруг схватила Надю за локоть и потащила в сторонку. – Я видела, ты тогда уходила с Васей Шехониным… Ты с ним поосторожнее, он, знаешь, какой!..

– Какой? – захлопала глазами Надя.

На самом деле ей не было никакого дела ни до Лизы, ни до Васи, ни до их тайн Мадридского двора. Но ведь не скажешь такое человеку прямо: обидится.

– В постель тебя затащит, а потом бросит! – зашипела Лиза, как змея. – Да еще хвастаться всем будет!

"В какую еще постель?!" – хотела воскликнуть Надя, но поняла, что это лишнее: ей не нужны никакие уточнения и грязные подробности, тем более, что она даже не знает, правду говорит Лиза или сочиняет. Самой ей было странно обсуждать такие темы с кем бы то ни было: ни одна из ее подруг не интересовалась постелью ради постели. Все они считали, что близость может прилагаться только к любви, но последняя никогда не начитается с первой, поэтому и опасности такой для них не существует – оказаться обесчесченной, брошенной и осмеянной.

Надя в очередной раз с тяжелой печалью подумала про оставленных в Москве подруг. Папа строго-настрого запретил ей общаться с ними и даже сообщать, куда она уехала и почему...

На обратном пути, пересекая все ту же площадь, она увидела, как Лизина подруга Саша пристает к тихой и неприметной девочке в старых потрепанных штанах с пузырями на коленках и оскорбляет ее ни за что ни про что:

– Че, Маштакова, на рынок перестали завозить отстойные штаны? Ты, как урвала последние пять лет назад, так и носишь? Так они тебе уже маленькие, смотри, ноги твои волосатые торчат!

У Нади сердце обливалось кровью от этих слов. Она даже понять не могла, откуда во взрослых с виду людях может быть столько мелкопакостной злости. "Это от боли, – твердила она себе, направляясь решительным шагом к девушкам. – Наверное, Сашу кто-то очень сильно расстроил – вот она и срывается".

Надя встала между агрессорами и жертвой и мягко попросила:

– Саша, не надо, пожалуйста! Зачем ты ее обижаешь?

– Чего? – разозлилась Лиза. – А ты зачем защищаешь? Вообразила себя доброй феечкой? Вали на свою скамейку запасных, столичная штучка! Без тебя разберемся!

Саша двинулась на Надю, как будто хотела вцепиться ей в волосы, но тут к ним неожиданно подскочил Вася Шехонин, которого раньше и видно не было:

– Девчат, че за терки?

– Тебя только не хватало! – продолжала гневаться Лиза. – Отвали, сами разберемся!

– Че, ты к маргиналам опять цепляешься? – засмеялся Вася. – На кой они тебе сдались?

– Тебя забыла спросить!

– Зачем вы так людей называете?! – возмутилась Надя. – Здесь нет ни одного маргинала, только приличные люди, а вам должно быть стыдно, Василий! Одним дамам руки целуете, а других с грязью смешиваете! Это недостойно культурного человека!

Вся Лизина компания громко и визгливо засмеялась в ответ на эту обличительную речь, а Надя взяла под руку девушку в поношенных штанах и увела ее в сторону. Они медленно пошли по направлению к Алёшиному дому.

– Спасибо, – тихо сказала та, – но не стоило. Вряд ли это изменит мою жизнь к лучшему – скорее, наоборот, а теперь еще и тебе достанется.

– Я их не боюсь! Ни один человек не имеет права унижать достоинство другого, основываясь на различиях в материальном достатке. Тебя как зовут?

– Таня, – девушка улыбнулась осторожной, как будто извиняющейся за саму себя улыбкой.

– А я Надя. Ты давно с ними знакома?

– Мы в школе в одном классе учились. Вроде, все закончилось и прошло, а презирают меня по-прежнему. Впрочем, понятно, почему, – она глянула на свои штаны и грустно вздохнула.

– Глупости! Если даже они так мелки, что судят человека по штанам, то права его оскорблять уж точно им никто не давал.

– Не только по штанам. Моя мама всю жизнь уборщицей работает в школе, а теперь и я ей помогаю…

– И что? Всякий труд почетен. Вы же не воруете – честно зарабатываете.

Таня посмотрела на Надю удивленным, уважительным взглядом:

– Очень мало людей думает так, как ты.

– Ты имеешь в виду повсеместный культ денег? Поверь мне, счастья они не приносят.

– Счастья, может, и нет, а вот уважения от собратьев – еще как.

– Ну, денег-то заработать, я думаю, каждый может. Вот у тебя, например, есть какие-то увлечения?

Таня немного помолчала, как будто решая, стоит ли открывать незнакомке душу, но потом все же застенчиво ответила:

– Я… шить люблю. В школе еще форму начала сама себе шить.

– Да это же здорово! Такие перспективы… даже модельером можно стать!

Таня фыркнула:

– Ну ты скажешь! Модельером! Даже просто платье сшить на заказ – это невозможное счастье. Кто ж его мне закажет? Я пытаюсь починкой одежды заниматься, но у нас многие сами шьют, поэтому клиентов мало…

– Хм… наверняка это решаемо…

– Надь, да не грей голову. Я все равно самоучка… чтобы нормально зарабатывать, надо сначала выучиться, потом открыть мастерскую, рекламу делать – представляешь, сколько это денег?

– Тань, да если бы все так думали, у нас ничего бы не было: ни техники, ни стройматериалов, ни мебели. Надо просто найти способ!

Тут они подошли к Алёшиному дому, и он сам, как водится, встретил их у калитки.

– Привет! – сказал Надин муж Тане намного приветливее, чем давеча Васе. – Зайдете чаю выпить? Мама там пирожков с яблоками напекла…

Таня вдруг сжалась в комочек и отчаянно замотала головой:

– Нет-нет, я не могу, меня мама ждет!

– Точно мама? – нахмурилась Надя. – Ты только не стесняйся, пожалуйста, мы люди простые…

Алёша вдруг не к месту улыбнулся на последнее ее утверждение, а Таня активно закивала:

– Да, точно, я и так уже задержалась. Спасибо тебе, Надюш! Еще увидимся… – и хотела убежать, но Надя ее остановила со смехом:

– Подожди! А номер?

– Какой номер?

– Телефона, конечно. Как мы еще увидимся-то?

– А, да, точно…

Они обменялись номерами (Таня очень стеснялась, извлекая из кармана штанов свой древний кнопочный аппарат) и, тепло попрощавшись, расстались.

– Ну что, на этот раз ты доволен? – поинтересовалась Надя у мужа, осторожно тронув его за руку и потянув к дому.