Чем еще может похвастаться эта великосветская тусовка? Свежими устрицами. Я не очень люблю пережевывать их склизские солоноватые тельца, зная, что бедняги агонизируют у тебя на зубах, но именно сейчас под бокал холодного Болланжэ во мне просыпается желание совершить подобное живодерство.

– Хороши устрицы, – доносится до меня справа.

Высокий сухой как жердь старикан в хренового качества коричневом костюме с через чур высоко натянутыми брюками взирает на меня сквозь круглые стекла очков. Я ограничиваюсь вежливым кивком, сразу отметя подобный вариант.

– Сейчас устрицы хорошего качества днем с огнем не найдешь, – цепляет он меня за рукав настойчивым продолжением.

«Сейчас скажет «то ли было в Советское время» мелькает у меня в голове. Я пытаюсь вежливо ретироваться, но хваткий взгляд маленьких стальных глаз меня не отпускает. Дедушке явно хочется выговориться, и мишенью своего красноречия он выбрал меня. Что ж на невезуха такая! Нечего было невинных устриц заглатывать. Пару минут спустя мой навязчивый собеседник переключается с морепродуктов на машины и увлеченно, с блеском в крошечных зрачках повествует о своей новой Феррари, которую он на днях преобрел в Монако.

– Машины надо покупать только в Монако! Во Франции нормальным людям становится жить просто невозможно! С этими налогами! И раньше-то было тяжело, а теперь от этого нового президента вообще ничего хорошего ждать не приходится! 75% налог на богатство! И кто богатый человек? Я богатый? Потому что у меня Феррари, Ягуар и Бентли в гараже стоят? Это по их мнению богатство? Мы недавно с супругой ехали в Ницце на Феррари, остановились на светофоре. И, представляете, мимо проезжал какой-то араб на мотоцикле и вывалил на нас мешок с мусором! Вот такое отношение к нормальным работающим людям! А сами живут на пособия! Которые мы им платим с наших налогов! И это по-вашему справедливо?

По-моему нет.

– А чем вы занимаетесь? – любопытствую я.

«Нормальный человек» в понятии этого недовольного буржуя сильно расходится с представлением «нормальности» принятым у моих родителей. Старичок расплывается в сатанинской усмешке, от которой у меня кровь в жилах снижает температуру на несколько градусов.

– Знаете, молодая леди, на чем в наше время можно заработать деньги? На смерти! Этим я и занимаюсь!

Боже мой! Вечер окончательно перестает быть томным. Этот пожилой господин в плохом костюме искусный киллер? Ни за что бы не подумала. То-то он так ловко и со смаком устрицы жевал.

– У меня клиника. Для неизлечимых пациентов. Родственники, как правило, не экономят на последних днях своих близких.

Мне становится противно до тошноты. Я, конечно, люблю красивые платья, и украшения, и Феррари тоже замечательный автомобиль… но такой ценой? От старика веет могильным смрадом.

– Простите, меня подруга ждет, – бормочу я и пячусь назад.

Двумя бокалами Болланжэ и тремя хилыми канапэ с лососем и авокадо позже я продолжаю нарезать круги по пляжу, старательно избегая платья с вишнями и вялого коричневого пиджака. Похоже, что сегодня вечером удача повернулась ко мне затылком.

– От вас потрясающе пахнет ! – опровергает последнюю мысль приятный баритон.

Оригинальный комлимент озвучен высоким брюнетом достаточно приятной наружности, которую несколько портят загад кровавого оттенка свежей ветчины и прическа « мокрый спаниэль».

– Благодарю, – сверкаю недавече отбеленными зубами я.

– Что это за запах, если не секрет ?

– Не секрет. Dior New Look 1947.

– Я так и знал, что это нечто особенное, не продающееся в обычной парфюмерной лавке.

– Вы парфюмер?

При ближайшем занюхивании этот «нос» издает слабый запах морской водоросли. Тоже наверно очень оригинальный аромат, неизвестный таким гигантам масс продакшн, как Сефора или Дуглас.

– Когда-то имел к этому отношение, – загадочно подмигивает черным глазом подгорелый водяной, – Сейчас я работаю в совершенно иной области. Гораздо более интересной, на мой взгляд.

Тоже наверно трупаками торгует как престарелый пожиратель устриц. Я уже не отваживаюсь уточнить. Впрочем, отсутствие вопроса с моей стороны не мешает нюхачу пуститься в длинное ветвистое повествование.

– Я вложил деньги в совершенно новый потрясающий проект. Это проект будущего! Такого Европа еще не видела.

Я теряюсь в догадках. Летающие велосипеды? Моллекулярные пирожки с повидлом?

– Это мухи!

Викуша могла бы все-таки предупредить меня, что на пляже Карлтона собирается тусовка буйно-помешанных, я бы сто раз подумала, прежде чем идти.

– Где мухи?

– Везде мухи! – оливковые зрачки спаниэля возбужденно раздуваются, – Мухи – это будущее.

– А, ну, да, безусловно.

Говорят, что с психами лучше не спорить, все равно ничего не докажешь. Как бы аккуратненько ретироваться, пока этот мухолов не слишком разбушевался.

– Мы будем закупать лечинки у Южно-Африканской компании. Во-первых, сушеные лечинки – отличный корм для скота. Во-вторых, сами мухи – замечательный способ переработки животных отходов – они съедают все остатки убитых животных. К тому же они потрясающе быстро размножаются! За 72 часа килограмм яиц превращается в 380 килограммов лечинок! Невероятно!

Кажется, на лососине из бутербродов, подаваемых на этом чудном приеме, тоже успело посидеть пара-тройка килограммов мух. Видимо именно поэтому крошечные кусочки рыбы активно просятся обратно на волю и грозятся захватить с собой всю проглоченную мною с утра пищу.

– Хотите я покажу вам фото лечинок? У меня есть на телефоне! – усугубляет и без того мощные рвотные позывные знаток насекомых.

– Как-нибудь в другой раз. Мне, знаете ли, что-то нехорошо, – честно признаюсь я, пытаясь загнать бунтующие бутерброды обратно.

– Вы уже уходите? Так рано? Оставьте мне ваш номерок, я с удовольствием приглашу вас на чашечку кофе.

И на тартар из лечинок. Берк! Бежать! Срочно! Как можно дальше от этой клоаки. На свежий воздух родного бульвара Круазетт!

Отойдя на безопасное расстояние от входа на пляж, я устало опускаюсь на синий стул и с удовольствием закуриваю. Ну и денек! С Франсуа в Париже и то веселее было. Он по крайней мере не травил меня всякими мерзапакостными ужасниками. Стоит мне вспомнить патлатого миллионера, как мой айфон оживает неизвестным номером.

– Привет, Лиза, это Франсуа!

– Рада тебя слышать. Я как раз вспоминала о тебе.

– Я тоже. Бродил по Круазетт и подумал, почему бы нам как-нибудь не встретиться и не выпить бокал чего-нибудь…

– А в каком месте ты бродишь? Я тоже на Круазетт.

– О? Правда? Я недалеко от Мажестик.

– А я напротив Карлтона.

– Ты одна? Не занята? Я могу подойти?

– Буду только рада.

После мертвяков и лечинок мне уже ничего не страшно. Хуже все равно уже не будет. Даже если Франсуа поведет меня в привокзальный кебаб и будет весь вечер строить из себя убежденного девственника. А вот и он. В меру причесанный. В привычно широкой исписанной странными черно-синими загагулинами рубахе поверх белой