– «Шарлотт-стрит». С вас двенадцать фунтов.

– Спасибо. – Лорел сунула телефон в сумочку и подала шоферу две купюры в десять и пять фунтов, внезапно осознав, что Джерри – единственный, кроме матери, с кем она готова обсудить эту историю. В тот злополучный летний день он тоже был там, в саду.

Лорел распахнула дверь, едва не задев Клэр, которая маячила на тротуаре с раскрытым зонтом в руке.

– Господи, Клэр, ты меня напугала, – сказала она, когда такси отъехало.

– Это я умею. Как себя чувствуешь?

– Прекрасно.

Они расцеловались и поспешили в сухой теплый вестибюль.

– Техники еще работают, свет, оборудование и прочее, – сказала Клэр, стряхивая зонт. – Хочешь чего-нибудь перекусить? Чай, кофе?

– Джину, да покрепче.

Клэр подняла тонкую бровь.

– Тебе он ни к чему. Ты сотни раз давала интервью, к тому же я буду начеку. Если журналист отклонится от списка вопросов, я его тут же осажу.

– Одна надежда на тебя.

– В этом мне нет равных.

– Не сомневаюсь.

Они разливали чай, когда девушка с конским хвостом и в футболке с надписью «Пофигистка» объявила, что все готово. Клэр махнула официанту, и он обещал принести чай наверх.

– Все хорошо? – спросила Клэр в лифте.

– Да, – ответила Лорел, от всей души желая, чтобы и впрямь было так.

Киногруппа арендовала все тот же старый номер: не слишком удобно снимать интервью в течение недели, и, чтобы избежать неувязок, Лорел велели принести с собой блузку, в которой она записывалась раньше.

Продюсер встретил их в дверях, костюмер провела Лорел в уборную, где был включен утюг. Вероятно, она поморщилась, потому что Клэр спросила:

– Мне пойти с тобой?

– Незачем, – бросила Лорел через плечо, усилием воли выкидывая из головы мысли о матери, Джерри и темных тайнах прошлого. – Я еще в состоянии одеться без посторонней помощи.

Интервьюер – «можно просто Митч» – просиял и указал Лорел на кресло рядом со старинным портновским манекеном.

– Я очень рад, – сказал журналист, с горячностью сжав ее руку в ладонях. – По-моему, все идет как по маслу. Я смотрел записи прошлой недели, они великолепны, ваше интервью станет гвоздем всей серии.

– Приятно слышать.

– Сегодня мы ненадолго – есть несколько деталей, которые мне хотелось бы прояснить, если не возражаете. Несколько темных пятен, которые мешают увидеть картину целиком.

– Разумеется.

Меньше всего на свете ей хотелось исследовать перед камерой темные пятна своего прошлого – уж лучше сверлить зубные каналы.

Несколько минут спустя, накрашенная, с приколотым микрофоном, Лорел сидела в кресле. Наконец свет установили, ассистент глянул на поляроидные снимки, сделанные на прошлой неделе, убедился, что обстановка осталась без изменений, всем велели замолчать, и кто-то щелкнул перед ее лицом хлопушкой. Словно клацнули крокодильи челюсти.

Митч подался вперед.

– Мотор, – сказал оператор.

– Мисс Николсон, – начал Митч, – мы много говорили о спадах и подъемах вашей театральной карьеры, но зрителя гораздо больше волнует, откуда берутся герои? Расскажите о вашем детстве.

Сценарий был предельно ясен, Лорел сама его писала. На ферме среди холмов в дружной любящей семье жила-была девочка. У девочки было много сестер, крошка-брат и родители, которые души не чаяли друг в друге. Жизнь ее текла ровно и размеренно, наполненная играми на свежем деревенском воздухе, а когда размеренные пятидесятые подошли к концу и закружились бурные шестидесятые, девочка устремилась к ярким огням Лондона и погрузилась в вихрь культурной революции. Ей везло (в интервью полезно показать, что ты не зазналась, а по-прежнему благодарна судьбе и людям), она упорно шла к намеченной цели (удача удачей, а главное – труд) и с тех пор, как завершила актерское образование, ни разу не сидела без работы.

– Ваше детство кажется полной идиллией.

– Оно таким и было.

– Безмятежным, совершенным…

– Совершенных семей не бывает.

Внезапно во рту у Лорел пересохло.

– Вы считаете, что именно ваше детство сформировало вас как актрису?

– Надеюсь. Все мы родом из детства, по-моему, так говорят те, кто знает все на свете.

Митч улыбнулся и что-то нацарапал в блокноте. Глядя, как ручка скользит по бумаге, Лорел внезапно вспомнила. Ей шестнадцать, полицейский в гостиной «Зеленого лога» записывает каждое ее слово…

– Вас было пятеро. Вы сражались за внимание родителей?

Лорел срочно требовалась вода. Она подняла глаза, но, как назло, Клэр куда-то запропастилась.

– Напротив. Такое количество сестер и маленький брат позволяли мне уйти на второй план.

Играя в прятки, забраться в дом на дереве, когда все собираются на пикник.

– Нельзя сказать, что на сцене вы часто уходите на второй план.

– Актерская игра не рисовка, не привлечение внимания, а наблюдение.

Так ей сказал однажды один человек у служебного выхода из театра. Спектакль только что закончился, и внутри у нее еще все бурлило.

– У вас огромный талант к наблюдению, – сказал он. – Глазами, ушами, сердцем, всем сразу.

Слова показались знакомыми, цитата из какой-то пьесы, сразу и не вспомнишь какой.

Митч кивнул.

– Вы наблюдательны?

Как странно, что она подумала о том человеке у служебного выхода. Лорел никак не могла вспомнить, откуда цитата. Когда-то это сводило ее с ума. Вот и теперь. Мысли путались, в горле пересохло. Клэр смотрела на нее из тени возле дверей.

– Мисс Николсон?

– Да?

– Вы наблюдательны?

– Да, да, разумеется.

Девочка, затаившаяся в доме среди ветвей. Сердце Лорел колотилось. Жар от юпитеров, все эти люди, глазеющие на нее, яркий свет…

– Вы упоминали, что ваша мать была сильной женщиной. Пережила войну, потеряла семью во время бомбежек, сумела начать все заново. Вы унаследовали ее стойкость? Не она ли помогла вам выстоять и добиться успеха в вашем нелегком деле?

Следующая реплика напрашивалась сама, Лорел было не впервой отвечать на этот вопрос. Однако слова не шли с губ. Перед мысленным взором проносились картины: дом на Кемпден-гроув, улыбающиеся Дороти и Вивьен, старенькая Дороти на больничной кровати – секунды тянулись, словно года. Оператор выпрямился, ассистенты зашептались, но Лорел не реагировала, захваченная мельканием ярких огней, видя перед собой мать, девушку на черно-белой фотографии, бежавшую из Лондона в поисках второго шанса.