в меня. Потрясенная потоком изображений, я открываю своё меню. Нет никаких цен, и я с тревогой посмотрела на Дэнни.

— У твоего есть цены? — шепчу я.

— Ты беспокоишься, что я не могу себе это позволить, да?

— Давай не будем глупить. Почему бы нам не перейти на голландский?

— Расслабься. У меня теперь постоянная работа. Я могу расплатиться частями.

Смеясь, я откидываюсь на спинку стула. Я могу выпить столько, что большинство мужчин уже валялись бы под столом, но сегодня вечером смена часовых поясов и пустой желудок придали этому бокалу шампанского мощную силу, и алкоголь с шипением разлился по моей крови. Я вижу все в мягком фокусе: шепчущую столовую, льняные скатерти. И Дэнни. Не загорелого и взъерошенного Дэнни из Бангкока, а его аккуратную и столь же соблазнительную версию. Я потягиваю шампанское, подливая еще масла в огонь, хотя и пытаюсь поддержать свою часть разговора.

— Расскажи мне о новой работе, — говорю я.

— Она была предопределена.

— Похоже, ты от неё не в восторге.

Он пожимает плечами. — Обыкновенная медицина. Зато теперь у меня обычный рабочий день и приличная зарплата.

— И никаких огнестрельных ранений или малярии, которые нужно лечить. Ты скучаешь по этому?

— Я скучаю по тому вызову, который бросал самому себе. Обходясь в кризис только самым необходимым. Но моя мама счастлива, что я вернулся в страну. Я не понимал, как тяжело ей было с тех пор, как умер мой отец. Мне нужно было вернуться домой. — Он улыбается мне. — Она с нетерпением ждет встречи с тобой.

Я замираю на полуслове, поднеся стакан к губам. Его мама. Это не то, на что я рассчитывала. — Ты рассказал ей обо мне?

— А разве я не должен был этого сделать?

— Мы едва ли достигли стадии знакомства с твоей мамой.

— Обещаю, моя мама совсем не страшная. Ну, может быть, немного. — Он делает паузу. — Но не в духе серийного убийцы.

Теперь он снова заставляет меня смеяться так, как я не смеялась уже несколько месяцев. Я так сосредоточена на Дэнни, что не замечаю суматохи на другом конце столовой, пока бокал с вином не разбивается вдребезги об пол и женщина не начинает кричать. Мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть.

Мужчина подался вперед в своем кресле и обеими руками схватился за горло. Даже с другого конца зала я вижу ужас на его лице, когда он отчаянно пытается сделать вдох.

В одно мгновение Дэнни вскакивает со стула и несется через весь зал. Пока все остальные разевают рты, Дэнни наклоняется к несчастному мужчине сзади и обнимает его за талию. Никаких колебаний, никаких неловких поисков нужной позы; Дэнни сразу приступает к делу, упираясь кулаками в живот мужчины. Три раза. Пять раз. Он дергает так сильно, что стул скрипит и с грохотом опускается.

Мужчина обмякает.

Дэнни бьет мужчину по спине, колотя по нему, как по барабану, затем обхватывает его за талию и повторяет толчки в живот. Снова и снова.

Голова мужчины наклоняется вперед.

Дэнни стаскивает потерявшего сознание мужчину со стула и опускает его на пол. — Мэгги! — кричит он. — Мне нужна моя сумка!

Я хватаю его кожаную сумку со спинки стула и несусь через зал, мимо удивлённых людей, застывших на своих стульях. Пока Дэнни роется в сумке в поисках своих медицинских инструментов, я не могу оторвать глаз от лица мужчины, лежащего без сознания. Ему за шестьдесят, седовласый, с бычьей шеей, мужчина, который, несомненно, всю жизнь наслаждался изысканными блюдами, но это убило его. Его прекрасно сшитый пиджак говорит мне о том, что он вполне может позволить себе такой ресторан, как Баллада, но его богатство сейчас его не спасет. Его крови не хватает кислорода, грудная клетка неподвижна. Я опускаюсь на колени, чтобы нащупать пульс на сонной артерии. Он ещё есть, но очень сбивчивый.

Женщина позади меня ахает: Что вы делаете?

Дэнни вытащил скальпель из своей медицинской сумки.

Я знаю, что он собирается сделать. У него нет выбора, потому что скорая помощь не успеет вовремя, чтобы спасти этого человека. Я хватаю со стола льняные салфетки и наклоняюсь к шее мужчины, готовая вытереть кровь. В умелых руках крикотиротомия — простая процедура, но в неправильных руках она может обернуться катастрофой. Я видела, как это делали, только один раз, в грязном поле, над человеком, чье горло было раздроблено шрапнелью. Это была последняя отчаянная попытка спасти ему жизнь, предпринятая перепуганным коллегой, который никогда раньше этого не делал, чей трясущийся скальпель задел сонную артерию и выпустил поток крови.

Но Дэнни знает, что делает. Он быстро находит нужную точку, прижимает скальпель к шее и разрезает перстневидную оболочку.

Женщина позади меня кричит: Вы перерезали ему горло!

Я прижимаю скомканную салфетку к шее, впитывая кровь, которая сочится из раны. Трахея теперь открыта, и воздух с шипением выходит из разреза, но у мужчины такая толстая шея, что, когда он делает вдох, мягкие ткани сжимаются над раной, запечатывая ее. Нам нужно держать рану открытой.

Официант стоит неподалеку, наблюдая за происходящим широко раскрытыми глазами. Я вскакиваю и выхватываю шариковую ручку у него из кармана. За считанные секунды я отвинчиваю его и протягиваю Дэнни полый конец.

Он удивленно смотрит на меня, затем втыкает ручку в рану, открывая разрез. Воздух врывается внутрь и выходит наружу, и посиневшие губы мужчины медленно начинают розоветь. Только тогда мы слышим вой приближающейся машины скорой помощи.

К тому времени, когда медики выкатывают мужчину из столовой, он двигает руками, начинает растерянно озираться по сторонам и очень даже жив. Потрясенные, мы с Дэнни возвращаемся к нашему столику. Я замечаю, что его рубашка забрызгана кровью, и когда смотрю на себя, то понимаю, что мое шелковое платье тоже в пятнах. Несмотря на то, что он работал с хладнокровной эффективностью, сейчас он выглядит потрясенным, как будто до него только сейчас дошло, насколько плохо все могло обернуться. Его скальпель мог соскользнуть, и теперь пол мог быть залит кровью. Мы не произносим ни слова, просто сидим в ошеломленном молчании. Во всем ресторане тоже стало тихо, и столик, за которым упал мужчина, теперь пуст, гости ушли, а их блюда оставлены.

Дэнни тихо спрашивает меня: Как ты узнала?

— Узнала что?

— Что мне нужно делать. Салфетки. Ручка в виде канюли. — Он хмурится, глядя на меня. — Как будто ты делала это раньше.

Я думаю о том дне, когда я опустилась на колени в грязном поле, когда мы пытались спасти жизнь нашему коллеге. Я помню тот первый