Дженис, греясь в лучах его поощрительной улыбки, позволила себе впервые за долгое время расслабиться. После переезда Адама в ее спальню она проснулась посреди ночи совершенно разбитая и вдруг поняла, что боится предстоявшего праздника пуще смерти. Она была просто комком нервов. От одной мысли, что ей придется вести себя при людях как истинная Хозяйка Поместья, у нее мороз пробегал по коже, а неизбежное присутствие на мероприятии свекрови превращало вечер в подобие публичной казни.

Однако все ее страхи оказались напрасными. Стоило Дженис ступить в зал и увидеть вокруг себя знакомые лица детей, взрослых, стариков, и она почувствовала себя как дома. А когда ей вручили огромный букет цветов, на глазах у Дженис выступили слезы. Все шумно восхищались молодой миссис Лоусон, и Дженис поняла, как много для жителей Гринфилда значило то, что именно она, совершенно обычная, простая девушка, одна из них, стала хозяйкой имения Лоусонов.

— Мы всегда знали, что эта ломака Оливия — неподходящая партия для Адама, — доверительно сообщила ей одна из знакомых пожилых женщин, хотя и вполголоса, но достаточно громко, чтобы стоящий чуть в стороне Адам мог расслышать ее слова. — Слишком уж самовлюбленной особой она была.

Дженис какое-то время после этого разговора не решалась оглянуться на своего супруга, опасаясь его непредсказуемой реакции, и была вдвойне удивлена, когда он, пока она непринужденно болтала с горожанами, сам подошел к ней.

— Ты все делаешь как нельзя лучше, — шепнул он ей на ухо во время короткой паузы в общей беседе. — Держишься просто великолепно!

Его похвала подействовала на Дженис как глоток старого, выдержанного вина: глаза у нее засияли, щеки зарделись.

— Всегда легче общаться, когда знаешь людей не понаслышке…

— Устала? — участливо спросил Адам, усаживаясь в кресло напротив. — Может быть, тебе стоит отдохнуть?

— О нет, все прекрасно! — заверила она его. — В школе я привыкла и не к таким нагрузкам.

Вообще-то, более усталым выглядел сейчас он, и Дженис вспомнила, каким неотразимым он был на вечере. В какой-то миг она, отступив на шаг, позволила себе роскошь просто любоваться им, наслаждаться видом его стройной, сильной фигуры, блестящими черными волосами, решительным аристократическим профилем, легкой улыбкой на красивых губах… Она-то и поразила Дженис: безупречно вежливая, светская, скрывавшая его истинные чувства улыбка. И глядя на этого красивого сильного мужчину, являвшегося ее мужем, Дженис невольно подумала о тяжелом бремени хозяина Поместья, которое возложила на него судьба, о ненавистной для него необходимости всегда и везде держаться на высоте положения, и невольно спросила себя: неужели в этом напряжении Адаму приходится пребывать всю жизнь?

В какой-то момент вечера их руки сплелись, и трудно было сказать, кто кому предлагает поддержку. Да она и не задавалась таким вопросом, а просто позволила своей руке замереть в его теплой ладони, ведь он и она вместе — как пара, как единая команда — делали в тот момент одно общее дело. Впервые за время замужества она ощутила себя Золушкой, наконец-то добившейся любви сказочного принца, и, пусть ненадолго, позволила себе поверить в мечту о том, что их брак — и в самом деле союз двух любящих сердец.

Вот и сейчас она от чистого сердца улыбнулась любимому мужчине, представив под его элегантным костюмом красивое и желанное тело, к которому она с наслаждением скоро прижмется в постели.

— Все прошло, как ты и планировал, не правда ли? — сказала Дженис. — Люди казались такими довольными, радостными!

— Да, и ты была обворожительна! — понизив голос, заметил Адам.

Дженис вспыхнула и опустила глаза в чашку чая, которую подал ей Адам. Да, конечно же, она знала, что ее темно-зеленое бархатное платье с глубоким вырезом и широкой юбкой идеально гармонирует с цветом ее лица и волос. Но она все же не рискнула принять похвалу Адама за чистую монету: возможно, это был очередной сценический трюк, рассчитанный на публику, а в данном случае на его собственную мать.

— Мой успех — лишнее подтверждение твоего отменного вкуса, Адам, — ответила она комплиментом на комплимент, потому что и платье, и драгоценности — золотое ожерелье и серьги — были частью рождественского подарка Адама.

Его щедрость по отношению к ней приобретала прямо-таки неприличный характер. Почти все рождественское утро Дженис потратила, разбирая целую гору разноцветных свертков под гигантской елкой в холле — разглядывала подарки и искренне восхищаясь ими. После этого Адам вручил Дженис кредитную карточку на ее новую фамилию и высказал пожелание, чтобы она ввела себе в привычку раз в месяц-полтора обновлять свой гардероб.

В первый момент Дженис возмутилась и хотела было заявить, что ее вполне устраивают те вещи, которые у нее уже есть. Но осознание того, что отказываться от подарков мужа в ее положении смешно, а также природное женское стремление выглядеть красивей всех, особенно в тех случаях, когда предстоит появляться на людях, взяли верх, и Дженис поехала по магазинам, чтобы успеть до праздников обзавестись всем необходимым.

— Кстати, — поинтересовалась она, — ты оценил мою идею сменить твой официальный костюм-тройку на более свободный и демократичный?

Адам с улыбкой кивнул в ответ, и в Дженис снова всколыхнулось ощущение близости и взаимопонимания, овладевшее ею на празднике.

— Это был отличный совет, — сказал он доверительно. — Стоило чуть убавить официальности, и атмосфера в зале просветлела на глазах. Если честно, то не помню, когда последний раз я получал такое удовольствие от праздничных вечеров в нашем городке.

Сердце у Дженис так и заплясало от радости.

— В следующий раз нарядим тебя Санта-Клаусом! — засмеялась она, но шутка не получилась.

Адам внезапно нахмурился, и Дженис с тоской вспомнила, что следующего раза может просто-напросто не быть. К следующему декабрю их малышу будет почти пять месяцев. Заполучив долгожданного наследника Адам, возможно, не захочет дальше иметь с ней дело…

— Кстати, Дженис, — вступила в разговор Маргарет, — как я поняла, ты оставляешь работу в школе?

Дженис, поджав губы, исподлобья посмотрела на Адама.

— Мама слышала, как я говорил директору школы о том, что ты в скором времени собираешься оставить работу, — пояснил он, и по его тону Дженис поняла, что он и дальше намерен решать за нее вопросы, касающиеся ее лично.

— А ты спросил меня, хочу я быть содержанкой в доме Лоусонов или нет? — мгновенно вскипев, спросила она.

— На редкость неточное и несправедливое определение, — удрученно покачал головой Адам. — Но даже если дело представляется тебе именно так, тебе ведь все равно придется вскоре уйти с работы, верно?

Руки у Дженис непроизвольно сжались в кулаки. Конечно, рано или поздно она вынуждена будет принять решение: уволиться с работы или взять на всякий случай длительный отпуск, но, в любом случае, то была бы ее прерогатива. Между тем Адам с бесцеремонностью тирана забирал в свои руки все нити, связывающие ее с прежней жизнью.